Ирина Ирвит - Непростому человеку

Всевидящий кто-то
Укажет на карте
Ту точку, где ждешь ты,
Пока я на старте!

Грешники есть и святые,
Есть – и совсем непростые:
Ни грешники, ни святые.

В Своем чистилище можно
Каждому лишнее сбросить,
Въехав в такую «таможню»!

Где комиссар тебя спросит:
«Есть запрещенное: Совесть,
Любовь иль тайная новость…?!»

Что в Рай, что в Ад – без одежды,
В пути, которую носишь,
Вернуться ты должен прежним,

Где был Святой и, где – грешный.
На месте тогу набросишь!

Не узнаваем,
Не сочетаем,
Не призываем
Не отличим!

Кто среди теней,
Где-то что замерли
Или уплыли
В молчанье ноч и!
Этот, случайный,
Выхвачен заревом,
Узнан тобою
Средь многих один.

Ох, уж не знаю,
О чем все молил он
В храмах, в бою ли
Всесильных богов!
Но, охраняем
Моею любовью, —
Станет не видим
В прицелы врагов.

Ох! Совпало так, как-то и сразу:
Тоска, смертная и зараза!
В эти дни так и так мы лечились.
От заразы два раза привились,
А от тоски-то – жаждет нация —

Ревакц ина! Ре-вак-ци-на-ция!
Ревакц ина! Ре-вак-ци-на-ция!

И сейчас мы еще бы лечились,
Да Локдауны вот, завершились.
Не по-русски звучит тот Локдаун
В переводе, скорее, «Длядамон».
Новый праздник теперь всей нации:

Ревакцина! Ре-вак-ци-на-ция!
Ревакцина! Ре-вак-ци-на-ция!

Ох! Совпало так, так совпало!
И два раза привиться нам мало.
Ждем опять этот новый праздник —
Чтобы дать по сто раз… бой заразе!
А от тоски-то, жаждет нация —

Ревакцина! Ре-вак-ци-на-ция!
Ревакцина! Ре-вак-ци-на-ция!

Есть привычка – крикнуть в пустоту,
Чем с равнодушным поделиться.
Лучше так исторгнуть маету,
Не взирая с высоты на лица.

Есть привычка – занести в дневник
Фразы, что отражают бури!
Лучше так, чем безутешно дни
Проживать, себя теряя всуе.

Есть привычка – выключить звонки!
Чтоб не ломились в мои двери.
Лучше так, чем укрывать грехи
И нелепым обещаньям верить.

Есть привычка – посмотреть в глаза!
Прежде, чем на жизнь всю расстаться.
Лучше так, корить себя чем, за…
Любовь, а Нелюбви бояться.

Смешно смотришься в черном фраке.
Лучше в картузе тебе, в рубахе.
Да, с малиновым цветом, справа.
Да, лежащим в поле, на травах.
Кто та, в подвенечном наряде?
Так величаво ступает рядом.

Вечность. Это тебе – не загсы,
Ни архив, ни церковна запись.
С неё подвенечное платье
Уж никогда тебе не снимати.
Не познать тебе ее стати,
Ни тепла, ни скупых объятий.

На этом, на брачном распятье,
Бог мой, тебе уже не бывати!

Я за стол посажу картины
На поминки нашей любви.
А ты можешь на именины
Пригласить их, меня не зови.

Ты же все годовщины справляешь
В окруженье этих «друзей».
И на стены всё добавляешь
В злато рам заключенных людей.

Я узнаю тебя в листочке
Или – древа могучем стволе.
Да, и черной довольно точки
В бело-розовом цвете алей.

И в расплывчатом сноведенье,
Где ты снова пропал навсегда,
И в строке стихотворения
Не настигшая нас благодать —

Запульсирует кровь в аорте
Почти, в этот миг, на разрыв!
Капля… вишенкою на «торте»,
Где слоями наши миры.

Шел поезд, и днем шел, и ночью.
За окнами таял ландшафт.
В купе, одном, – мать-одиночка.
А с нею – плюс два малыша.
Ее несмышленыш сыночек,
Ну, каждую ночь голосил,
Его на руках темной ночью
Носила – сколь было в ней сил.