Людмила Зайко: Странная штука – судьба

Россия, Родина, что делают с тобой?

На части рвут, как дикое зверьё,

На поруганье алчности чужой,

Живую плоть и естество твое.

Россия, Родина, ведь ты и я – одно.

Мне больно, так же как тебе,

За Крым, Донбасс, Балтийское окно,

За слезы и проклятия судьбе.

Россия, Родина, я мало что могу,

Но всё большое в малом зарождалось.

Российский дух я в сердце сберегу

И ты поднимешься, как раньше поднималась.

Стряхнешь с себя враждебную орду

И поведешь могучими плечами.

Я верю в справедливость и звезду,

Ту, что мы с клятвой на погоны прикрепляли.

12.01.2022г.

Оплеванный, осмеянный,

Истерзанный народ

Дождался часа своего

И на врага идёт.

С поднятой гордо головой

И верою в сердцах,

Что солнце вновь

Взойдет над тьмой,

И правды пробил час.

Все зло, теперь изведав сам,

Шакал получит по зубам.

Клубок змеиный расползется

И яда своего напьется.

Потерь не избежать

И будет трудно, путь не прост.

Но человек, уставший ждать,

Пойдет по жизни в полный рост,

И на коленях никогда

Не будет он стоять.

25.02.2022г.

Собирайтесь, братья-россияне,

Под знамёна Родины своей.

Нет различья: князь ты иль крестьянин -

Все нужны и дороги мы ей.

По крупицам предки собирали

Славу и державы нашей мощь,

И сердца отважные пылали,

Как костры, рассеивая ночь.

Хлебосольней в мире нет народа,

И отважней тоже в мире нет.

Пусть слова – достоинство, свобода

Станут как нагрудный амулет.

Просыпайтесь, братья-россияне,

Счастья не найти в чужих краях.

Вера, Бог и Русь святая с нами,

Слава и бессмертье им в веках!

Я не политик, не экономист, а поэт. Хороший

или плохой – судить не мне. А еще – свидетель многих событий и это главное.

Помню прибалтийские витрины, заваленные колбасами, окороками и прочими деликатесами. Контраст с полупустыми российскими прилавками был разителен и не удивительно.

Прибалтику союзное правительство ублажало как могло, так же, как и многие республики.

Жили скромно, зарплаты небольшие, но на необходимое хватало. О коммунальных платежах и вовсе не думали. Всё стоило копейки. Не было нищих и бездомных. При заводах, предприятиях – общежития. Иди, трудись.

Одно время работала на заводе ВЭФ. Это был город в городе. В Елгаве выпускали «Рафики», парфюмерия «Дзинтарс» считалась шиком и куда только не поставлялась, как и рижский трикотаж, электропоезда, шпроты и многое другое.

Старики настоящее ценили. Латышские стрелки, кстати, сыграли немаловажную роль в Октябрьской революции. Молодежь воспринимала окружающее как должное и все чаще поглядывала на запад.

Шло время. Работали, учились, растили детей. Каждый, на каком языке хотел, на том и говорил. Была стабильность, уверенность в завтрашнем дне.

Но, как в пословице – «Сколько волка не корми, он все в лес смотрит», так и здесь.

Началась перестройка. Я не состояла ни в партиях, ни в союзах, но была ярым противником грядущих перемен. Главным аргументом было – «От добра – добра не ищут». Советовала перечитать Вилиса Лациса.

Многое нужно было менять: в первую очередь, зажиревшую, забывающую о своем народе верхушку.

Менять, но не уничтожать и разрушать.

Таких, как я, было меньшинство. Нас не слышали даже близкие люди. Ну, а старых латышей, помнящих жизнь при капитализме, и вовсе не слушали.

Многие захотели стать богатыми, успешными и свободными. Вот только свободными от чего?

Помню, как сносили в Дубулты памятник Ленину, как закрыли музей Латышским стрелкам, как стали поднимать головы недобитые нацисты. У памятника Свободе постоянно стояли группы людей с плакатами. Они даже не скрывали какие суммы получают за день «протеста» и приглашали, желающих подработать, присоединяться к ним.

Помню растерянность на лицах жителей многоквартирных домов в старой Риге, когда из-за границы стали возвращаться бывшие собственники и всем, невзирая на национальности, устанавливали свою, хозяйскую, арендную плату за проживание.

Началось деление на граждан и не граждан, угнетенных и оккупантов.

Помню, как стали выводить наши войска. Сколько было оставлено материальных ценностей – уму непостижимо.

Военным доставалось больше всего. Им в паспортах ставили круглую печать, исключающую получение гражданства.