И просыпался я в поту,
В потустороннем искупавшись,
Где я в пилотке на посту
Стоял, кренясь, слегка нажравшись.
Мне снился Жан де Лафонтен
И… парижанин, с каторжанкой,
И некий шалопай шатен,
В тельняшке и слегка под банкой…
Я гулял аж до Марсова поля
И смотрел на сосущихся парочек.
И в моей голове хороводила смесь алкоголя
И кислотных, что давеча взял у приятеля, марочек.
И от этого рода филателии серпа и молота,
Крестов и свастик, мне открылась фрактальная вселенская суть.
Из свинца и олова, ёлки зеленые, можно выручить золото,
А для полёта тарелок нужно активизировать ртуть.
И тогда я пророс из Земли пирамидою Гизы
И топил антарктический лёд, обнажая останки античных культур.
Я склонился над миром, как башня из Пизы,
И был склонен подолгу смотреть на бессчётные фото и башен и прочих структур
На Луне и на Марсе и в разных подобных местах,
Засыпая с лукавой улыбкой в усатых устах.
Грампластинка Сатурна колец.
И секретный у Солнца близнец.
Братцы звёздныя, я ваш певец.
И, одетый в тушкан и в песец,
Я – всецело готовый к полёту беглец.
Метал я бисер перед свиньями,
Бросал и кости в казино.
И кокаиновыми линиями
Андре эскизил, Мажино.
Бросал горстями звёзды в небо
И оземь падали слова.
И шли направо и налево
Различных типов существа
Из аппаратов и порталов,
Преподавая разум для
Воинственных неандерталов
Планеты с именем Земля.
Бросал я палки свиньям алчущим,
Бросал и кольца на штыри,
И, утирая сопли плачущим,
Протягивал нашатыри.
Шагал шагами семимильными,
Рептоидов бросая в паз.
И, более не подчинён рептильными,
Мир выздоравливал зараз.
Бросал я звёзды в небо чёрное,
Оно же, мириадом глаз
На нашем опыте учёное,
И мучило и вразумляло нас.
Кому: хлеб, золото, наган.
Кому-то: деньги, Библия, корона.
Сначала ты стоял, как истукан,
Потом плясал под взглядом игемона.
Потом с котом известно, только суп,
А кот висит на кожном ремешке,
В мешке из семиконских козалуп
И кролик в шляпе, мага на башке.
Спустился вепрь с вековечных облак.
Хрю-хрю, мол, дайте девственницу мне.
Ему мигает белым глазом красный кролик,
По-видимому вымочен в вине.
А в чьей вине, вопрос отнюдь не праздный.
Запаздывая, сумрак несуразный
Сиреневою ватой на ветвях
Висел и на вервольфовых верфях.
Раскачивались и на фонарях,
И на столбах, и трубах водосточных
И сколько в окружающих мирах
Толчёных бестолочей было обесточенных!
Хлеб, золото и, с ручкой в инкрустациях,
Мой маузер, а, может, парабеллум.
И мир, дробясь фрактально в инкарнациях,
Не может иль не хочет стать децелым.
Возможно, потому что цел уже,
Желтком в яйце, у Карла Фаберже.
«Пролегомены к нежной промежности»
Написал я тебе на криптической смеси санскрита и эсперанто.
В наше время, любовь моя, обзавестись надо степенью некой помешанности,
Предпочтительно с аспирантурой у Кибермутанто.
Нет ни времени, ни пространства, ни нас.
Есть лишь зубодробительное «эх-ма!»,
Нет лошадей, и сквозь космос проваливается дилижанс,
И из саквояжей выпрыгивают гирлянды подштанников и дерьма
Всех возможных подтипов. Возможно, что так нам откроется Шуньята,
Пустота, заполняющая бесчисленные пчелиные соты.
Порой запятая оказывается зубом ничего не подозревающего крота,
Вгрызающегося в заполненные геометрическими фигурами пустоты.
Звук Диджея вселенского, с кодексом чести Джедая…
Мы теперь не сидим с кислой миной, админом забанены.
Лорелея, из дилижанса на травы, росою покрытые, упадая,
Пожалеет букашек, которые будут её телесами раздавлены…
Скворцы слетелись и галдят
И гадят, как слепцы.
Свинцы казнят и жрут козлят,
Какие стервецы!
Секретный сделан ход конём
И вот, сойдя с доски,
Грибы растут за старым пнём,
Как спелые соски́.
Гирлянды синих, красных звёзд
На пагодах небес.
Принц Конрад свищет, словно дрозд,
Зовя когорту в лес.
Читать дальше