Александр Баженов - Россия – живая душа. Уральская поэзия

Я наполняюсь лесом,
Шелестами страниц,
Принадлежащих пьесам
Листьев, ручьев и птиц.

Я наполняюсь замком
Из бастионов-скал
В зыбком краю и зябком
Древних озёр-зеркал.

Я наполняюсь веком
Тем, что течёт внутри
Каждого птичьим эхом
На рубеже зори.

После грозы

Раздуты радуги, как будто пузыри,
В пучке рассвета послегрозового,
И чей-то голос тенет мне: «Смотри
На глубину родившегося слова…»

Я замираю. Слышится: «Аминь!».
Диона сеет водные крупицы,
До астр ополаскивает синь —
Святыню духа, воздуха и птицы.

Я ощущаю глуби губы те,
Что расчертил невидимый рейсфедер
На ткани вод. Легко… Не быть беде…
Не так ли, улыбающийся ветер?

Сюжет

Сюжет картин моих размашист,
Как по Шекспиру – всё игра,
В которой каменную тяжесть
Я оставляю во вчера.
Дружу я с воздухом, как птицы
И обнимаю жизнь двумя…
Пишу, как лучик по водице,
Лазури чистой полымя…
Я обнимаю мир, изгнанник —
Бродяга – странствия поэт,
И наливаю в шестигранник
Невыразимых снов букет.

Над Смоленском

Закат позолотил бугры асфальта,
Редея в небе пасмурном и сиром,
Свечою тлея и спекаясь смальтой,
Поблёскивая в дождике пунктиром.

Светило захлебнулось перелеском,
Смарагдом, анемоной, сочной глиной,
И облака, сгрудившись над Смоленском,
Чуть отдают былиной лебединой.

***
Кольчуга храма – выцветший лемех
В играющей водице серебрится,
Как Вышнего чешуйчатый доспех,
Как в вечность опрокинутая птица.

На всём заметна времени печать,
Помимо вод, жонглирующих солнцем,
И бытия, что создано молчать
У сада за оконцем.

Енисей

На одре бессонной ночи
Мысли в сторону дождя
Всё изящнее и чётче
Оккупируют меня.

В темноте ракит могильной
Погружаюсь сутью всей
В кружевной туман кадильный,
В холод речи, в Енисей.

Мелюзга

В тёплой тишине лесных минут
Птицы многострунные поют,
И весна улыбками сквозит,
Трелью жаворонка, тенями ракит.
Так жуков пропеллеры гудят,
Новый создавая звукоряд…
Так зияет скудостью чащоб
Бытие проснувшееся, чтоб
Радовалась свету мелюзга
У хрустальной ветки родника.

Запах деревни

Осенней моросью подёрнут горизонт,
И в мыслях что-то светлое о крове,
Где грифелем расчерчивал я фронт
Меж данными имевшихся условий…

С ветвей листву срывает суховей,
И в шелесте танцуют календарном
Стихи мои о русской синеве
Над лесом полыхающим алтарным.

Деревни запах девственно-сырой
Содержит землю, травы, улей старый,
Окрестности, где тёплою порой
Вверял слова я тетиве гитарной.

***
Грибом и ладаном повеет от земли
Осеннего замшелого настила
В глуши, где ключевые хрустали
К восходу гонит утренняя сила.
Клубится дымка – дух – душистый пар,
Слетает ветошь с кряжевого бора:
Листва и ветер – лучшая из пар,
Которая дуэт отпляшет скоро.

Здесь набухают крупные слова
В дремуче-столбовом дворянстве чащи
О том, как льётся пламенем листва
Из горловин России настоящей.
Здесь просятся идеи на перо,
И стуки дятла в чёрно-жёлтом фраке
Отходят с первых планов на второй
И остаются строчкой на бумаге.

Северная тишина

Суетится в стеклянной коробке,
В тусклом никеле фонаря
Огонёк умирающе – робкий
На последней строке января.
Светловатая мгла на дубраве —
Бахромчатая кромка дерев —
Это лучшая из фотографий,
Где снегами подёрнут рельеф.

Золотятся в калейдоскопе
В переливах сугроба цветы
Тишины, вытекающей в опий,
Многоликих подобий версты.
Это север в мороза-извёстке,
Где снега не увянут века,
Где восходит метель на подмостки
От волков до рожка пастуха.

***
Разожгло мороза пламя
Бедную луну мою
Над блестящими полями
В кристаллическом раю.

Я пою и пью за вечность,
Пред которую важны
Жизнь и вера человечность,
Что упали со струны.

Я пишу о сказке зимней
И о том, чего давно
Потерять в пучине синей
Не страшусь я. Всё равно.