Важнейшим завоеванием поэзии является дальнейшее освоение интернациональной темы. Предпосылкой к этому были успехи социалистического строительства, культурная революция в стране, преодолевание национальной замкнутости, ограниченности, мешавших общекультурному развитию. Теперь поэзия проявляет пытливый интерес к жизни и культуре других наций, выходит на всесоюзную арену. Об этом можно судить даже по адресам и названиям стихотворений. Например, С. Чиковани и Г. Табидзе пишут стихи об Армении, а А. Акопян — поэму «Тифлис», стихотворение «К пятнадцатилетию Советской Грузии», М. Бажан пишет «Стихи из Узбекистана», а Уйгун — «Ветры Украины», М. Рыльский — цикл «В Азербайджане» и т. д. Но это внешняя, хотя и важная, примета.
Куда более существенно то, что изменился характер поэтического осмысления темы. Патриотизм в образном, эстетическом качестве и в семантическом значении приобретает эпитет советский . Чувство национальной обособленности уступает место чувству дружбы народов и интернационального братства трудящихся. Это и определяет нравственный и идейный облик поэта, его лирического героя.
О родина, любовь моя, владеешь сердцем ты одна!
Не только сердце — жизнь моя тебе принадлежит, страна.
Тобою жизнь окрылена, она тобой вдохновлена, —
Как птице теплое гнездо, так сердцу родина нужна.
Моя возлюбленная ты: любви нет чище и верней.
Весь мир трудящихся тебя считает родиной своей.
В тебе — величье сердца, жизнь и счастье всех твоих детей.
Что хочешь сердцу прикажи — оно твое, твое до дна.
(X. Юсуфи, Перевод с таджикского М. Замаховской)
Стихи гражданские, публицистические и «сюжетные», основанные на конкретных фактах действительности 30-х годов и посвященные дружбе народов, советской родине, занимают большое место в каждой национальной поэзии. Поистине крылатыми стали слова П. Тычины, которыми он назвал одну из своих книг, — «Чувство семьи единой». Эти слова выдающегося украинского поэта и по сей день воспринимаются как манифест, как девиз, как эпиграф к книгам и циклам стихов о советской родине, о дружбе народов, о советском патриотизме. В преддверии тяжелых испытаний, выпавших на долю нашего народа, советская поэзия немало сделала для воспитания в людях патриотических и интернациональных чувств.
Если поэзия начала 20-х годов порою грешила абстрактной революционностью, если космический пафос уводил ее от некоторых насущных проблем действительности, то в 30-е годы она была теснейшим образом привязана к жизни страны. Еще раньше комсомольские поэты А. Безыменский, А. Жаров, М. Светлов, М. Голодный, И. Уткин внесли в поэзию новые темы, сближающие ее с конкретными задачами политического и социального переустройства жизни. Н. Тихонов, как бы обозначая тематическую переориентацию в поэзии, пишет стихотворение «Поиски героя»: «То прошлого звоны, а нужен мне герой неподдельно новый». Прав С. Чиковани, который впоследствии признавался: «К нам, поэтам, на помощь пришел герой». Именно новый герой — живой, деятельный, полный энтузиазма современник все больше приковывал к себе внимание поэтов, отвлекая их от рационалистических схем и чисто экспериментальной работы над словом.
Поэзия открыто и смело идет навстречу новой действительности. В раскатах минувших боев, в легендарной славе буденновских армий возникла и уверенно зазвучала мелодия новой жизни, наполняясь пафосом труда и жизнеутверждения. М. Горький приветствует появление книги стихов М. Исаковского «Провода в соломе»: «Этот поэт, мне кажется, хорошо понял необходимость и неизбежность «смычки», хорошо видит процесс ее и прекрасно чувствует чудеса будних дней». С берегов Ладоги задорно и весело, как переливы гармоники, прозвучал голос А. Прокофьева. Органичная фольклорная основа прокофьевского стиха, его оптимистический пафос были теснейшим образом связаны с жизнью советской деревни.
Только начинавший в те годы Б. Корнилов еще грустит о деревенском приволье, его еще влечет «в Нижегородскую губернию и в синь Семеновских лесов», по уже вскоре грянула его бравурная, на редкость созвучная времени «Песня о встречном»:
Мы жизни выходим навстречу,
Навстречу труду и любви!
Лирический герой в поэзии обретает свободу от аскетической морали 20-х годов, он становится восприимчивее к обыденности, терпимее к человеческим слабостям, не поступаясь при этом главным — революционным первородством. Высокомерно-ироническое отношение к «польским жакеткам» (В. Маяковский) или «английскому фокстроту» (Я. Смеляков) уступает место снисходительному допущению «слабостей» при условии их компенсации: добросовестного, более того — примерного выполнения гражданского долга: «Можно галстук носить очень яркий и быть в шахте героем труда» (как пели в одной из песен 30-х годов).
Читать дальше