Антология - Советская поэзия. Том первый

Святая мудрость землепашца
В ней навсегда воплощена.
Ни возгордиться, ни зазнаться
Не даст в дороге мне она.

И нужно мне под русским небом,
Чтоб каждый день и каждый миг
Ладони, пахнущие хлебом,
Я чуял на плечах моих.

Я — за стихи железные,
Чтоб в них,
Как будто связанных узлом калмыцким,
Легко и громко бы звенел ось мыслям;
Железно не звенящий стих —
Не стих!

Я — за стихи железные,
Чтоб в них
Поэта настоящего прозренье
Явило людям бы свое служенье
И жгло б сердца людей
Глаголом их!

Я — за стихи железные,
Чтоб в них
Молотобоец оживал и резчик.
Есть стих — кузнец и есть — краснодеревщик.
А я? Я тёс беру
Для строк моих.
Я — за стихи железные,
Чтоб в них
Простой ли, сложный почерк был, но — веский!

А я? Мой почерк прост — простой стамеской
Я выводить узор стиха
Привык.
Я — за стихи железные,
Чтоб в них
Глубин, высот бы раскрывались бездны…
Правдивые стихи — всегда железны,
Я льщусь надеждой
На железный стих!

О русский боевой народ,
Услышь напев моей струны!
От всей души тебе поет
Поэт далекой стороны.

Хоть я казах, но твой я сын.
Не ты ли вырастил меня?
Мильоны нас, не я один,
России кровная родня.

Мы не устанем возносить
Твой гордый дух и вольный нрав.
Недаром смог ты победить
Орду коричневых держав!

Четвертый коготь у орла
Сильней, чем когти прочих птиц.
Его Россия обрела!
Ее никто не свергнет ниц.

С тобой родной мой Казахстан,
Как белый кречет, поднялся!
Тебе, славнейшая из стран,
И думы все, и воля вся.

И как не думать о тебе?
Не будь тебя — мы вновь рабы.
Клянусь! Пути в твоей судьбе
Отныне путь моей судьбы.

Услышь меня! Хоть я казах
И к русской речи не привык,
Но братья мы и в языках:
Язык наш — Ленина язык.

Как будто березки, на склоне, вдали,
сплетаясь ветвями, мы вместе росли.
Всегда мы, как помню, влюбленными были,
но нашу любовь от чужих берегли.

Тебя я не сравнивал с пышным цветком,
себя не считал я твоим соловьем.
Без выспренних слов понимая друг друга,
как два близнеца, мы сидели вдвоем.

Шли новые годы за старыми вслед,
но мы не считали, по скольку нам лет.
Я — старше тебя, ты немного моложе,
нам дела до смерти и старости нет!

В одной комнатенке, средь стенок пустых
мы жили, как будто в хоромах больших.
Но что же с того, что мы так небогаты,
одно одеяло у нас на двоих!

В те дни мы легко одевались с тобой,
тулупов и шуб не таскали зимой
и нашу печурку не часто топили —
мы комнату грели своей теплотой…

Но вдруг закричал — я его не пойму! —
наш первенец шумный у нас на дому.
Наверно, он требует места под солнцем?
И место под солнцем мы дали ему.

Его ты кормила в назначенный час,
с него не спуская внимательных глаз.
Качали мы люльку его, чередуясь,
как, видно, когда-то качали и нас.

Под мирной и тихою кровлей своей
немало мы прожили радостных дней,
и мы не однажды еще пировали,
встречая бокалами новых детей.

За прежними днями другие идут,
цветы отцветают и снова цветут.
Я — старше тебя, ты — немного моложе,
вокруг нас детишки заметно растут.

Просторен мой дом, и обширен мой свет,
на жизнь мне никак обижаться не след.
Но все-таки грустно, что я тяжелею
и легкости прежней давно уже нет.

Я стал отчего-то медлительней жить,
и спать беспокойней, и меньше бродить.
Парят в поднебесье высокие мысли,
а тело — увы! — не желает парить.