Антология - Советская поэзия. Том первый

Не в мастерской художника, где краскам
Дано грустить и радоваться, нет, —
В глухом лесу, в становье партизанском
Тот необычный создан был портрет.

Когда над лесом проносились грозы
И гром гремел на языке чужом,
Среди поляны на коре березы
Его разведчик вырезал ножом.

И стало вдруг светло под небом хмурым,
И сразу все поверили — он здесь.
Глядит сквозь чащу точный глаз
с прищуром,
И мир пред ним — как на ладони весь…

К нему тянулись тропки по оврагу,
Где шепотком деревья говорят,
Ему спешили принести присягу
Все, кто отныне приходил в отряд.

Что были им фашистские угрозы,
Кто мог их след невидимый найти,
Когда в лесу из-под шатра березы
Сам Ленин им указывал пути!

И час расплаты видел мститель грозный,
Одним его присутствием согрет…
Не зря теперь меж мрамором и бронзой
Поставили в музее тот портрет.

Куда ни посмотришь — родные,
Открытые сердцу края.
Я весь пред тобою, Россия,
Судьба моя, совесть моя.

Не ты ли меня окружила
Простором лугов и полей,
Не ты ли меня подружила
С задумчивой музой моей!

Не ты ль полновесного слова
Открыла мне все закрома…
Я знаю — за это сурово
С меня ты и спросишь сама!

Не раз к твоему придорожью
Приду я от песенных рек,
Чтоб даже нечаянной ложью
Тебя не унизить вовек.

Так спрашивай строже — отвечу
За все: за подруг и друзей,
За самую краткую встречу
С задумчивой музой моей.

За песни, которым впервые
Внимают родные края…
Я весь пред тобою, Россия,
Судьба моя, совесть моя!

Я помню долг свой пред тобой, Россия
Я не забуду никогда о нем.
Всего, чего просил и не просил я,
Ты вдоволь мне дала в краю родном.

Не все как надо видевший сначала,
Теперь благодарю судьбу свою —
За то, что так упорно приучала
Ходить босым по жесткому жнивью.

Дала постичь, как колются колосья,
Оберегая золотой родник…
Ведь если что-то сделать удалось мне,
Так потому, что я к жнивью привык,

Что кожу впору выдубило лето
И пропитало духом чабреца.
А чем с тобой я расплачусь за это,
Как не строкой, правдивой до конца!

Я, признаться, жить хотел бы долго,
Каждый день по-новому ценя,
Чтобы непогашенного долга
Не осталось в жизни у меня.

Чтобы ежедневно, ежечасно,
Вспоминая путь свой средь тревог,
Всех, кого обидел я напрасно,
Чем-нибудь порадовать бы смог.

Ну, а если это невозможно
И до срока я свалюсь без сил,
Пусть хоть знают те, кому я должен,
Что со всех дорог я к ним спешил.

Не владевший рогом изобилья,
Заходивший часто за предел,
Про свои долги не позабыл я,
Только заплатить не все успел.

Не оставили деды портретов для нас,
Уходя за ограду погоста мирского,
Но родные черты узнаем мы сейчас
У философов сельских с полотен Крамского

И пускай фотографии наших отцов
Улыбаются робко и скупо с простенков, —
Русских витязей в них разглядел Васнецов,
А в подруги им дал свою Ладу Коненков.

О искусство! Останься влюбленным и впредь
Пусть не тронет тебя никакая остуда.
Разве может когда на земле устареть
Человечьего сердца великое чудо!

Мужавший на сквозном ветру,
Я видел взлеты и паденья,
Страстей высокое боренье
И мелких помыслов игру.

Но верю я, и с тем умру,
Что, в вечной жажде обновленья,
Как к свету тянутся растенья,
Так люди тянутся к добру.

Кому какой дается жребий,
Какая песня под луной,
А я взрастал на черном хлебе,
То хлеб земли моей родной.

Его солил я крупной солью
И запивал воды глотком,
С ним по широкому раздолью
Ходил за плугом босиком.

Я молотил и веял жито,
За стол садился не спеша,
Я знал: в ржаной ковриге скрыта
Всей доброты земной душа.