Эзоп - Лисица и виноград (сборник)

Что волки жадны, всякий знает:
Волк, евши, никогда
Костей не разбирает.
Зато на одного из них пришла беда:
Он костью чуть не подавился.
Не может Волк ни охнуть, ни вздохнуть;
Пришло хоть ноги протянуть!
По счастью, близко тут Журавль случился.
Вот кой-как знаками стал Волк его манить
И просит горю пособить.
Журавль свой нос по шею
Засунул к Волку в пасть и с трудностью большою
Кость вытащил и стал за труд просить.
«Ты шутишь! – зверь вскричал коварный. –
Тебе за труд? Ах ты, неблагодарный!
А это ничего, что свой ты долгий нос
И с глупой головой из горла цел унес!
Поди ж, приятель, убирайся,
Да берегись: вперед ты мне не попадайся».

Художником был на картине
Громадный Лев изображен –
Одним охотником в пустыне
Отважно насмерть поражен.
И зрители, толпясь гурьбою,
Хвалились тем, толкуя меж собою.
Но проходивший Лев с них сбил немного спесь.
«Да, – молвил он, – победу здесь
Вы торжествуете, хотя и без причины;
Но в силу больших прав, чем вы,
Торжествовали бы свои победы львы,
Когда б писать умели львы картины».

На птичнике, среди пернатых разных,
Пород весьма разнообразных –
Случилось Лебедю и Гусю вместе жить.
Второй, наружностью невзрачен,
Для вкуса барскою усладой предназначен;
А первый должен был утехой глаз служить.
Один – себя зачислил в штат домашних,
Другой – при парке состоял.
Местами же прогулок их всегдашних
Был ров, к которому спускался замка вал.
Бок о бок, рассекая волны,
Там плавали они, желаний тщетных полны,
Ныряли в глубину. Но раз, напившись пьян,
Господский Повар впал в обман
И, Лебедя принявши за Гусенка,
Хотел покончить с ним. Увидев сталь ножа,
Наш Лебедь, в ужасе, дрожа,
Излил тоску свою так сладостно и звонко,
Что Повар молвил тут: «Я не настольк о глуп:
Подобного певца я не отправлю в суп;
Не перережу собственной рукою
Я горло у того, кто с силою такою
И с мастерством таким
Умеет пользоваться им».
Когда случается бедам
Следить за нами по пятам, –
Всегда не лишнее уметь
Послаще петь.

Голодная кума Лиса залезла в сад;
В нем винограду кисти рделись.
У кумушки глаза и зубы разгорелись,
А кисти сочные как яхонты горят;
Лишь то беда, висят они высоко:
Отколь и как она к ним ни зайдет,
Хоть видит око,
Да зуб неймет.
Пробившись попусту час целый,
Пошла и говорит с досадою: «Ну, что ж!
На взгляд-то он хорош,
Да зелен – ягодки нет зрелой:
Тотчас оскомину набьешь».

Лет тысячу велись открыто войны
Меж племенем Волков и племенем Овец;
Но мир был заключен меж ними наконец.
По-видимому, быть могли спокойны
Тут обе стороны. В прошедшем же грехи
Не раз бывали: Волк, явив свою натуру,
Овцу зарежет; пастухи
С него на плащ себе за это снимут шкуру:
Всю жизнь живи как на ножах!
Одни – на пастбищах, другие – в грабежах –
Все стеснены, немыслима свобода
И наслажденье благами. Итак,
При перемирии обмен такого рода
Был совершен: во избежанье драк,
Овечки отдали в заложники собак,
А Волчий род Волчат своих оставил.
Так, с соблюдением необходимых правил,
Подписан был властями договор.

Но время шло, и с некоторых пор
Волками ставшие все господа Волчата
В отсутствие господ их, пастухов,
В овчарне лакомясь, наделали грехов:
Оттуда лучшие, отборные Ягнята,
Безжалостно умерщвлены,
Волками были в лес затем унесены.
Грабители своих предупредили вскоре,
И те, в ночи войдя к собачьей своре,
Которая спала, доверья к ним полна,
Забыв о мирном договоре,
Зарезали собак во время сна:
Не избежала смерти ни одна.

Из этого наш вывод ясен:
Пусть мир есть лучшее из благ,
Но он бесплоден и опасен,
Когда без совести и чести враг.

Могучий Лев, гроза лесов,
Постигнут старостью, лишился силы:
Нет крепости в когтях, нет острых тех зубов,
Чем наводил он ужас на врагов,
И самого едва таскают ноги хилы.
А что всего больней,
Не только он теперь не страшен для зверей,
Но всяк, за старые обиды Льва, в отмщенье,
Наперерыв ему наносит оскорбленье:
То гордый конь его копытом крепким бьет,
То зубом волк рванет,
То острым рогом вол боднет.
Лев бедный в горе столь великом,
Сжав сердце, терпит все и ждет кончины злой,
Лишь изъявляя ропот свой
Глухим и томным рыком.
Как видит, что осел туда ж, натужа грудь,
Сбирается его лягнуть
И смотрит место лишь, где б было побольнее.
«О боги! – возопил, стеная, Лев тогда. –
Чтоб не дожить до этого стыда,
Пошлите лучше мне один конец скорее!
Как смерть моя ни зла:
Все легче, чем терпеть обиды от осла».