Эзоп - Лисица и виноград (сборник)

Чья воля высшая для нас непостижима?
Ужели на челе сияющих светил
Рукой Божественной все то Он начертил,
Что тьма времен окутала покровом?
И что за польза нам была бы в знанье новом?
Дать пищу для умов служителей наук?
Искать спасения от неизбежных мук?
Но даже счастие предвиденное – сладость
Утратило б свою, и превратилась радость
В унынье прежде, чем вкусили б мы ее.
К такому знанию стремленье –
Ошибка, нет, скорее – преступленье.
Свершает рой светил движение свое,
И солнце каждый день восходит над землею,
Сменяя тьму с ночною мглою;
Но заключение из этого одно
Выводим мы – такого рода:
Светить и согревать светило дня должно,
И править сменою времен различных года,
Оказывать влиянье на тела,
И жизнь давать посевам без числа.
В порядке стройном во вселенной
Все чередой проходит неизменной.
Что в этом общего с изменчивой судьбой?
Вы, составлявшие обманно гороскопы!
Покиньте двор правителей Европы,
Да и алхимиков возьмите всех с собой…
Не больше веры вам, чем этим шарлатанам!

Но, негодуя пред обманом,
Отвлекся в сторону, отчасти без нужды,
От астролога я, хлебнувшего воды.
Является живым примером
Он тех, которые, гонясь вослед химерам,
Не видят пред собой действительной беды.

Раз Заяц размышлял в укромном уголке
(В укромных уголках нет лучше развлеченья);
Томился Зайчик наш в тоске –
Печальны и робки все зайцы от рожденья.
«Ах, – думал он, – кто так пуглив, как я,
Тому на свете нет житья!
Спокойно не проглотишь и кусочка,
Ничто не радует, беды отвсюду ждешь,
Трясешься день, без сна проходит ночка, –
И так весь век живешь…
– Зачем же, – скажут, – ты так мечешься тревожно? –

Да разве страх осилить можно?
Кто что ни говори, а я уверен в том,
Что даже людям он знаком».
Так Заяц размышлял, но размышлял с оглядкой.
Опасность чуял он со всех сторон;
Чуть листик шелохнет, чуть тень мелькнет, – и он
Уж трясся лихорадкой…
Вдруг наш зверек,
Среди своих печальных размышлений,
Услышал легкий шум… Без долгих рассуждений
Что было мочи он пустился наутек.
Не чуя ног бежит – и добежал до пруда.
Что ж видит он? О чудо!..
Лягушки от него к воде скорей бегут,
Лягушек дрожь берет, Лягушки скачут в пруд.
«О-го! – промолвил он, – как пригляжуся,
Так в этой стороне
Таким же, как другие мне,
И сам я кой-кому кажуся.
Должно быть, я не так уж плох,
Коль мог произвести такой переполох.
Как! я один сумел повергнуть их в смятенье!
Им чудится во мне
Призыв к войне!»
Да, для меня теперь уж нет сомненья:
Как ты ни будь труслив, найдется наконец
Тот, перед кем и ты окажешься храбрец.

На ветке дерева сидел, как часовой,
Петух лукавый лет почтенных.
И молвила Лиса, смягчая голос свой:
«Брат! Из источников я знаю несомненных:
Мир заключен меж нами навсегда.
Тебе об этом объявляю
И от души
Тебя обнять на радостях желаю.
Не медли и ко мне спуститься поспеши.
Сегодня каждый миг мне дорог:
Ведь сделать я должна миль сорок.
Итак, боязнь отныне отложи,
Свершай свои обычные занятья;
Тебе и всем твоим поможем мы, как братья.
В честь мира мы зажжем сегодня же огни.
Приди скорей в мои объятья!»

«Сестра, – сказал Петух, – ты не могла принесть
Мне лучшую, желаннейшую весть,
И от тебя сугубо
Ее мне слышать любо.
Но вот борзых я вижу двух,
Они во весь несутся дух, –
Их, верно, шлют о мире к нам гонцами;
Я с дерева сойду сейчас же к ним,
И вчетвером союз объятьем закрепим».

«Нет, озабочена я дальними концами, –
Лиса промолвила, – мне нынче недосуг:
В другой раз мы порадуемся, друг».
Так, в хитрости своей дав маху,
Во весь опор Лиса пустилась в путь.
Петух же про себя ее смеялся страху:
Обманщика вдвойне приятно обмануть.

Орел
Из-под небес на стадо налетел
И выхватил ягненка,
А Ворон молодой вблизи на то смотрел.
Взманило это Вороненка,
Да только думает он так: «Уж брать, так брать,
А то и когти что марать!
Бывают и орлы, как видно, плоховаты.
Ну, только ль в стаде что ягняты?
Вот я как захочу
Да налечу,
Так царский подлинно кусочек подхвачу!»
Тут Ворон поднялся над стадом,
Окинул стадо жадным взглядом:
Из множества ягнят, баранов и овец
Высматривал, сличал и выбрал наконец
Барана, да какого?
Прежирного, прематерого,
Который доброму б и волку был в подъем.
Изладясь, на него спустился
И в шерсть ему, что силы есть, вцепился.
Тогда-то он узнал, что добычь не по нем.
Что хуже и всего, так на баране том
Тулуп такой был прекосматый,
Густой, всклокоченный, хохлатый,
Что из него когтей не вытеребил вон
Затейник наш крылатый
И кончил подвиг тем, что сам попал в полон.
С барана пастухи его чинненько сняли;
А чтобы он не мог летать,
Ему все крылья окорнали
И детям отдали играть.