Игорь Верник - Брошенные тексты. Автобиографические записки

Через несколько дней Наташа Беднова, руководитель репертуарно-актерского управления, сказала мне, что Коршуновас сделал распределение, и Тригорина буду играть я. Знаете как проявляется счастье? Ты не орешь, не бежишь на все четыре стороны, не грохаешься в обморок. Оно горячей волной, как после укола, разливается по всему телу. В этот момент ты маленький ребенок, который делает первый шаг в большую жизнь. Я обнял Наташу и мысленно Тригорина во мхатовской постановке «Чайки» в присутствии А. П. Чехова. Это была первая постановка, сейчас будет пятая.

Закрылся театральный сезон в МХТ и наступило лето. То есть июнь, весь сплошь в делах, репетициях и спектаклях, уже остался позади, но впереди маячили два месяца отпуска. 60 дней лучшего времени в году. Восемь с лишним недель возможностей отправиться ко всем чертям, к морю, в другой ландшафт, в новые ощущения и отношения. И вот по питерским улочкам, по псковским окраинам, по мелкому Балтийскому морю по щиколотку в воде я шел, снимаясь в картине Алексея Учителя «Цой». Вместе с рассветом просыпался в горах Абхазии, сражаясь то с зомби, то с ошалевшими от ужаса людьми, на съемках сериала Карена Оганесяна «Игра на выживание». В небоскребах Сити, в кристально-чистых и геометрически выверенных пространствах в самом центре Москвы, борясь с собственными страхами и фобиями, пытался понять и принять себя, играя гомосексуала и наркомана в сериале Федора Бондарчука и Паулины Андреевой «Псих». Мчался ночью в Ярославль, чтобы рано утром в роли самого главного из всех начальников по Культуре войти в кадр на съемках картины Михаила Сегала «Глубже». Спал так мало, что словно и не спал, менял часовые пояса, из одного самолета прыгал в другой. В конце августа на гастролях МХТ со спектаклем «Мужья и жены» на автобусе перебирался из Хабаровска во Владивосток, потом обратно. И вдруг оказалось, что мое долгожданное лето пролетело, как пчела, не ужалив, но и не оставив меда. Я осознал себя сидящим рядом с Андреем Бурковским и Мишей Пореченковым в зрительном зале театра на сборе труппы по случаю начала 122 сезона. «Отпуск, ты был иль ты не был? — В ноябре Оскарас Коршуновас начнет репетиции спектакля „Чайка“, приуроченного к 160-летию со дня рождения А. П. Чехова», — сказал Сергей Васильевич Женовач, и мы с с Дашей Мороз и Паулиной Андреевой переглянулись. Даша — Аркадина. Паулина — Заречная. Любшин — Сорин. Добровольская — Полина. Устинова Света — Маша.

18 февраля — первая репетиция «Чайки» на сцене. 28 и 29 февраля — премьера. И если в сцене объяснения Аркадиной и Тригорина мы с Дашей Мороз не покалечим друг друга, то она состоится. В этой сцене наша ссора переходит в драку, а потом в долгий поцелуй на полу. Драма опять оборачивается фарсом. Тригорин опять сдается.

Не покалечили. Сыграли три премьерных спектакля.

16 февраля в РАМТе у нас была «Иранская конференция». Прямо перед началом спектакля мне позвонили из МХТ и сообщили о том, что с завтрашнего дня театр закрывается на месяц.

17 Марта прекратили работу все театры по всей стране. Случилась пандемия. Мы сели на карантин. Четыре месяца, не веря, что в 21 веке такое возможно, просидели по домам. Земля продолжила вращаться, а мир остановился. Приостановилось авиасообщение, опустели улицы. Закрылись границы, рестораны, музеи, театры. Маски, перчатки и очки — какая-то всеобщая криминальная драма. Распались браки, обанкротились компании, планы полетели в тартарары. Всех подвесили на одну нитку ошалелого ожидания.

Затем наступило лето. Театры не открыли, но кинокомпаниям разрешили снимать. И вот 2 счастливейших месяца работы с моим другом Федором Бондарчуком над сериалом «Псих». В 8 утра он заходил в мой актерский вагончик или звал в свой и мы «проходили» сцены с Костей Богомоловым, с Леной Лядовой, Мариной Александровой. На площадке была феноменальная атмосфера дружбы и любви и вместе с тем совершенная творческая дисциплина. Это все исходило от Федора. Он контролировал все, до самых мелких деталей. Он все время был рядом. Направлял. Делал тончайшие замечания, был жестким, шутил, завязывал мне узел на галстуке, конструировал кадр с оператором, всматривался в зрачок, ворожил, выходил из себя, шептал, и придумывал, придумывал… В какой-то момент появлялась Паулина. Садилась рядом с ним на плей-бэке. Федор взлетал птицей над съемочной площадкой, над Полей, над городом, над всеми психами, населяющими его. Он, снявший в начале 21-го века главные российские блок-бастеры, рождал тонкую психологическую историю, где в центре всего были даже не психозы, не страхи и фобии, а чувство. Любовь. Помню, как Паулина прочитала нам с Федором первую серию, и я просто обалдел от идеи, от языка, которым это было написано, от героев, от новизны и смелости сюжета. Обалдел от таланта своей подруги.