Евгения Баранова - Номинация «Поэзия»

по выходным с октября по май трижды в день сюда и трижды
обратно ходит небольшой паром вмещающий около пятнадцати
человек на котором помимо немногочисленных желающих увидеть
пустоту то есть в сущности не увидеть ничего кроме скромных
построек пожелтевшей травы почернелых камней ветра скал
пожелтевшей травы камней скал ветра построек обрывающихся
троп беспорядочно разбросанных повсюду на остров отправляются
смотритель церкви официант он же повар и управляющий кафе
а обратно последний паром отходит от причала в полпятого вечера
но никто не считает прибывших никто не делает обхода никто никого
не ищет никому ни до кого нет дела на посадку отводится семь минут

здесь или в любой другой части города
где по выпрямленным улицам изо дня
в день движутся минуя безликие здания
с безликими вывесками магазины кафе
банки музеи цветочные лавки станции
метро сосредоточившись на ступнях

в гуще сырой измороси на фоне зимнего
солнца с коричневым контуром на ходу
спешно глотая воздух опустошая легкие
от белого пара стараясь попасть в такт
походке вколоченной в асфальт движутся
стремящиеся раствориться в коробах

помещений с потрескивающими лампами
и монотонным освещением где говорить
не следует разве что для приумножения
сплошного шума где дальнейшее едва
ли имеет смысл где проживая денное-
нощное подобные им присутствуем мы

растворенные в стуке клавиш лишенные
прямой речи беспомощные переменить
порядок вещей неспособные выбраться
наружу где всходят над переулками тела
посаженные в почву и сбившись в целое
идут по знакомым траекториям а потом

их отправляют в обратном направлении
столь многих обученных внимать любым
инструкциям ибо неровен час думают
от нас избавятся мы останемся не у дел
будем вынуждены исчезнуть послушные
они возвращаются в медленной темноте

по спокойным улицам за ними движемся
мы сосредоточенные на ступнях боясь
выбиться из ритма выпасть из привычного
распорядка там неотличимые от других
мы повторяемся ибо были хорошо обучены
повторять присутствовать не смотреть

по слоистым породам мимо евы адама
хоутского замка окрестностей
вдоль нетронутых пастбищ огибая развалин
серые груды по скомканной
скорлупе проползая спотыкаясь о город
ребра рельефа о впадины
и разломы щербатой испещренной сплошными
меж берегами потоками
коже дна рукавами расходясь расползаясь
множась холодными реками
воды грузные вязкой переливчатой массой
ходят спокойно безмолвствуя

неспособные выбрать направление либо
следуя правилам времени
сквозь пространство от лиффи к гаравог и обратно
сеткой округлой расставлены
к прихотливому либо замышляя рисунку
суши продрогшей приблизиться
скачет волнами корриб сонно ширится шэннон
нор змеетелая тянется
прорезая равнину через бурную барроу
к кельтскому морю где тихая
ли и прочие слиты так исчерчена местность
стоя по горло в атлантике

оставаясь бездвижной неотъемлемой частью
дна пребывая проникнутой
по периметру швами скреплена на поверхность
скалы зажаты заливами
поднимая вцепившись корневищем в дно дремлет
без настоящего прошлого
и любого другого продолжаются реки
в руслах слагая конечности
распрямленное тащат от истока до устья
множество якобы призваны
подтвердить вероятность завершения цикла
но утверждают обратное

Когда мы жили в Сибири,
Денег ни у кого не было,
И мать ходила на завод просто так, чтобы не потерять работу.
Она поднималась в шесть утра,
На кухне выпивала кофе и выкуривала сигарету,
Потом надевала дубленку и выходила на темную остановку Дружба,
Ждать заводского автобуса.
Я не помню, какое в Сибири лето,
Но помню страшные ослепительные зимы,
И в моих воспоминаниях мать
Всегда в заиндевевшем автобусе смотрит
Сквозь мутное стекло на дорогу.
У нее губы в жирной бордовой помаде,
И над губами светлые усики покрыты инеем.
Она смотрит перед собой
На дорогу.
Наверное, все было совсем по-другому,
И она в своем автобусе говорила с бригадиром и работницей столовой,
Или вообще, может быть, она никогда не работала на заводе,
Сейчас мне кажется, что она никогда
Не работала на заводе, и мы никогда не жили в Сибири,
Никто никогда не жили в Сибири,
А Сибирь — это такое место, где никто никогда не бывали,
А только и знают, что говорить:
«Вот когда мы жили в Сибири и строили ГЭС…»
Я люблю еще рассказывать,
Как мы детьми ходили на плотину
В минус тридцать, чтобы быть на льду,
На большой белой равнине.
Но это все неправда,
Потому что память намного сложнее,
И она сама в себя влагает разные вещи
Про мою мать, про меня, про моего отца,
Который Сибирь ненавидел.