Джон Китс - Стихотворения и поэмы

Сатурн умолк, а вещий бог морей —
Хотя не ученик Афинских рощ,
Но сумрака подводного философ, —
Встал, разметав невлажные власы,
И молвил дивно-звучным языком,
Мерношумящим голосом прибоя:
«О вы, кто дышит только жаждой мести.
Кто корчится, лелея боль свою,
Замкните слух: мой голос не раздует
Кузнечными мехами вашу ярость.
Но вы, кто хочет правду услыхать,
Внимайте мне: я докажу, что ныне
Смириться поневоле вы должны,
И в правде обретете утешенье.
Вы сломлены законом мировым,
А не громами и не силой Зевса.
Ты в суть вещей проник, Сатурн великий,
До атома; и все же ты — монарх,
И, ослепленный гордым превосходством,
Ты упустил из виду этот путь,
Которым я прошел к извечной правде.
Во-первых, как царили до тебя,
Так будут царствовать и за тобой:
Ты — не начало, не конец вселенной.
Праматерь Ночь и Хаос породили
Свет — первый плод самокипящих сил,
Тех медленных брожений, что подспудно
Происходили в мире. Плод созрел,
Явился Свет, и Свет зачал от Ночи,
Своей родительницы, весь огромный
Круг мировых вещей. В тот самый час
Возникли Небо и Земля; от них
Произошел наш исполинский род,
Который сразу получил в наследство
Прекрасные и новые края.
Стерпите ж правду, если даже в ней
Есть боль. О неразумные! — принять
И стойко выдержать нагую правду —
Вот верх могущества. Я говорю:
Как Небо и Земля светлей и краше,
Чем Ночь и Хаос, что царили встарь,
Как мы Земли и Неба превосходней
И соразмерностью прекрасных форм,
И волей, и поступками, и дружбой,
И жизнью, что в нас выражены чище, —
Так нас теснит иное совершенство,
Оно сильней своею красотой
И нас должно затмить, как мы когда-то
Затмили славой Ночь. Его триумф —
Сродни победе нашей над начальным
Господством Хаоса. Ответьте мне,
Враждует ли питательная почва
С зеленым лесом, выросшим на ней,
Оспаривает ли его главенство?
А дерево завидует ли птице,
Умеющей порхать и щебетать
И всюду находить себе отраду?
Мы — этот светлый лес, и наши ветви
Взлелеяли не мелкокрылых птах —
Орлов могучих, златооперенных,
Которые нас выше красотой
И потому должны царить по праву.
Таков закон Природы: красота
Дарует власть. По этому закону
И победители познают скорбь,
Когда придет другое поколенье.
Видали ль вы, как юный бог морей,
Преемник мой, по голубой пучине
Средь брызг и пены в колеснице мчит,
Крылатыми конями запряженной?
Я видел это, — и в его глазах
Такая красота мне просверкала,
Что я сказал печальное «прощай»
Своей державе, я простился с властью
И к вам пришел сюда, чтоб разделить
Груз ваших бед — и утешенье дать:
Да будет истина вам утешеньем».

Смущенные ли мудрой правотою,
Иль из презрения к его словам,
Но все хранили тишину, когда
Смолк рокот Океана. Лишь Климена,
Пренебрегаемая до сих пор,
Заговорила вдруг — не возражая,
А только кротко изливая грусть,
Тишайшая среди неукротимых:
«Отец, я здесь неискушенней всех,
Я знаю только, что исчезла радость
И скорбь-змея свила себе гнездо
В сердцах у нас, боюсь, уже навеки.
Я бы не стала предрекать беду,
Когда б сама могла ее смирить,
Но здесь нужна могущественней сила.
Позвольте же поведать мне о том,
Что так заставило меня рыдать
И отняло последние надежды.
Стояла я на берегу морском;
Бриз, веявший от леса, доносил
Благоуханье листьев и цветов,
Такой исполненное чудной неги,
Такой отрады, что в тоске моей
Мне захотелось эту тишь нарушить,
Смутить самодовлеющий покой
Печальной песнею о наших бедах.
Я села, раковину подняла
С песка — и тихо в губы ей подула,
Чтобы извлечь мелодию; но вдруг,
Покуда я пыталась разбудить
Глухое эхо в сводах перламутра, —
С косы напротив, с острова морского
Донесся столь чарующий напев,
Что сразу захватил мое вниманье.
Я раковину бросила, и волны
Наполнили ее, как уши мне
Наполнила отрада золотая;
Погибельные, колдовские звуки
Каскадом ниспадали друг за другом —
Стремительно, как цепь жемчужин с нити,
А вслед иные ноты воспаряли,
Подобно горлицам с ветвей оливы,
И реяли над головой моей,
Изнемогавшей от отрады дивной
И скорбной муки. Победила скорбь,
И я безумные заткнула уши,
Но сквозь дрожащую преграду пальцев
Прорвался нежный и певучий голос,
С восторгом восклицавший: «Аполлон!
О юный Аполлон золотокудрый!»
В смятенье я бежала, а за мной
Летело и звенело это имя!..
Отец мой! братья! если бы вы знали,
Как было больно мне! Когда б ты слышал,
Сатурн, как я рыдала, — ты б не стал
Меня корить за дерзость этой речи».