Антология - Советская поэзия. Том второй

Я уменьшалась, как в подсвечнике.
Как дичь, приконченная влет.
И кто-то мой хребет разламывал,
Как дворники ломают лед.

Приехал лекарь в сером ватнике,
Когда порядком рассвело.
Откинул тряпки раскаленные,
И все увидели крыло.

А лекарь тихо вымыл перышки,
Росток покрепче завязал,
Спросил чего-нибудь горячего
И в утешение сказал:

— Как зуб, прорезалось крыло,
Торчит, молочное, из мякоти.
О господи, довольно плакати!
С крылом не так уж тяжело.

Инжир, гранаты, виноград —
Слова бурлят в стихах и прозе.
Кавказа чувственный заряд
Преобладает в их глюкозе.
Корыта, ведра и тазы
Они коробят и вздувают,
Терзают негой наш язык
И нити мыслей обрывают!

Прекрасны фруктов имена!
Господь назвал их и развесил
В те золотые времена,
Когда он молод был и весел,
И образ плавал в кипятке
Садов Урарту {293} 293 Стр. 821. Урарту (Ванское царство) — древнее рабовладельческое государство в Закавказье, у озера Ван (IX в. до н. э.). и Тавриды {294} 294 Таврида (Таврика, Таврия) — древнее название Крымского полуострова (от племени тавров). ,
Одушевляя в языке
Еще не изданные виды.

А ветры шлепали доской,
Тепло с прохладой чередуя
В его скульптурной мастерской.
Серьезный ангел, в пламя дуя,
Хозяйство вел. Из образцов
Готовил пищу. Пили кофе.
А всякий быт в конце концов
Враждебен мыслям о Голгофе.

Я это знаю по себе,
По гнету собственных корзинок.
Я это знаю по ходьбе
На рынок, черный от грузинок,
Влачащих овощ на горбе.

Славно жить в Гиперборее {295} 295 Гиперборейцы — согласно Апполодору (Мифологическая библиотека) — народность. ,
Где родился Аполлон,
Там в лесу гуляют феи,
Дует ветер аквилон.

Спит на шее у коровы
Колокольчик тишины,
Нити мыслей так суровы,
Так незримы и нежны.

Толстоногую пастушку
Уложил в траву Сатир.
Как ребенок погремушку,
Он за грудь ее схватил.

А в груди гремит осколок
Темно-красного стекла.
А вблизи дымит поселок,
Ест теленка из котла.

Земляничная рассада
У Сатира в бороде,
И в глазах не видно взгляда,
Он — никто, и он — нигде.

Он извилистой рукою
Раздвигает юбок стружки,
Пустотою плутовскою
Развлекая плоть пастушки.

А она пылает чудно
Телом, выполненным складно.
Все творится обоюдно, —
То им жарко, то прохладно.

А корова золотая
Разрывает паутину,
Колокольчиком болтая,
Чтоб озвучить всю картину.

В серебряном столбе
Рождественского снега
Отправимся к себе
На поиски ночлега,

Носком одной ноги
Толкнем другую в пятку
И снимем сапоги,
Не повредив заплатку.

В кофейнике шурша,
Гадательный напиток
Напомнит, что душа —
Не мера, а избыток

И что талант — не смесь
Всего, что любят люди,
А худшее, что есть,
И лучшее, что будет.

О жизни, о жизни — о чем же другом? —
Поет до упаду поэт.
Ведь нет ничего, кроме жизни, кругом,
Да-да, чего нет — того нет!

О жизни, о жизни — о, чтоб мне сгореть! —
О ней, до скончания дней!
Ведь не на что больше поэту смотреть —
Всех доводов этот сильней!

О жизни, о ней лишь, — да что говорить!
Не надо над жизнью парить?
Но если задуматься, можно сдуреть —
Ведь не над чем больше парить!

О жизни, где нам суждено обитать!
Не надо над жизнью витать?
Когда не поэты, то кто же на это
Согласен — парить и витать?

О жизни, о жизни — о чем же другом? —
Поет до упаду поэт.
Ведь нет ничего, кроме жизни, кругом,
Да-да, чего нет — того нет!

О жизни, голубчик, — сомненья рассей:
Поэт — не такой фарисей!
О жизни, голубчик, твоей и своей
И вообще обо всей!

О жизни, — о ней лишь! — а если порой
Он роется: что же за ней? —
Так ты ему яму, голубчик, не рой,
От злости к нему не черней,

А будь благодарен поэту, как я,
Что участь его — не твоя:
За шторами жизни — такие края,
Где нету поэту житья!