Фарид Аттар - Логика птиц

Летевшая в поисках еды муха
в стороне заметила ульи.
Почуяв мёд, пришла муха в восторг.
«Где тот благородный, — крикнула муха, —
что возьмёт у бедняги овсяное зёрнышко
и за это бросит меня внутрь улья,
чтобы мне вкусить плод с "ветки соединения"?
Как хорошо бы в меду оказаться!»
Нашёлся некто, дал мухе вход,
пустил её в улей за овсяное зёрнышко.
Как только муха мёда коснулась,
её лапки в нём и увязли.
Её движения ослабели,
от усилий она только крепче влипала.
«Зло меня подвело, — закричала она, —
и гибельней яда мёд для меня оказался!
Отдала одну овсинку, теперь две отдам,
лишь бы выбраться из этой беды».
В этом поле отвлекаться и на миг не положено.
Только зрелый мужчина в этом поле пройдёт.
О ты, сердце, уже долго ты мечешься,
тратишь время впустую.
Здесь ты проводил жизнь бездарно,
где добудешь теперь результат для жизни иной?
Встань и пройди трудную эту пустыню,
взлети над душой, отрежь душу и сердце!
Пока ты дрожишь над душою и сердцем,
ты — неверный, что легкомысленнее прочих неверных.
Отдай душу на этом пути, пожертвуй сердцем,
иначе с таким твоим безразличием получишь лишь тяготы.

Один известный шейх, давно носящий хирку,
однажды влюбился в дочь псаря.
Страстью к красавице так заболел,
что кровь в его сердце как море бурлила.
Надеясь её лицо повидать,
ночевал он с собаками на её улице.
Мать девушки об этом проведала.
«Твоё сердце сбилось с пути, — сказала она шейху. —
Но если у пира крепко его желание,
походи за собаками, это наша работа, вот и весь сказ.
Если станешь, как мы, собак обихаживать,
через год гостей созовёшь и свадьбу сыграешь».
Шейх не был в любви слабаком,
сбросил хирку и быстро новым делом занялся.
С собакой он пошел на базар,
с год занимался новым делом.
Другой суфий, бывший ему другом,
опознав шейха, воскликнул: «О бездарный!
Прошедшие тридцать лет был ты мужчиной.
Почему ты этим здесь занят, кто же так поступает?»
«О ты, незнающий, не рассуждай, — сказал шейх. —
Если ты продолжишь эту историю,
Всевышний с тобой также поступит,
Ибо об этой тайне Он знает.
Если заметит твои постоянные упреки,
переложит собаку из моих рук в твои».
До каких пор говорить, что моё сердце от боли пути
окровавлено, и ни на миг не нашёлся мужчина пути?
Я зря стал болтуном, и среди вас
нет ни одного, тайну ищущего.
Если вы станете владельцами тайн,
тогда постигнете смысл моих слов.
Если продолжу, в пути находясь, и дальше рассказывать обо всём,
где будет тогда предводитель? Вы же все спите.

«Расскажи о присутствии», — попросил ученик шейха.
«Вон отсюда, — сказал шейх. —
Если сейчас [335] Кроме отсылки к состоянию присутствия, обыгрывается и суфийский технический термин — момент, «вакт». — Прим. изд. ты умоешь лицо,
тогда я упомяну и момент.
Сидя в грязи, нюхаешь мускус. Какой в этом прок?
Пьяным говорить о "моменте" бессмысленно».

Следующей будет стоянка единобожия,
это — стоянка тафрид [336] Полный отказ от себя. и таджрид [337] Полная отрешённость от мира, очищение сердца от преходящего, ради того чтобы посвятить себя Богу. ,
когда приходят в эту пустыню,
то все испытывают одно состояние.
Увидишь большое количество или малое [338] Например, много или мало людей по численности. —
всё это числом «один» измеряется.
Сколько ни множь один на один,
результатом всегда получишь один. Вот и всё.
Но этот «один» — не Единый,
наверняка ведь ты так и подумаешь.
Если Тот — вне границ измерений и чисел,
то забудь об изначальном и бесконечном.
Если утеряно изначальное, и если бесконечность — вечная,
то остаётся ли что-то меж ними?
Но если всё это [339] Здесь «всё это» означает обычную жизнь. В оригинале во второй строке этого бейта использовано слово «виток», «завитушка», и мы решили передать его значение сочетанием «пустой лабиринт». — Прим. изд. оказывается ничем, пустотой,
то выходит, что всё это — лишь пустой лабиринт.

«Что есть мир, опиши его», —
спросил некий суфий безумца.
«Этот мир полон позора и славы,
словно воск, окрашенный сотней красок», — ответил тот.
Если кто-то руками сомнёт этот воск,
разумеется, неокрашенный воск вновь получится.
Раз всё это — только воск,
уходи, за этими красками нет ничего, кроме воска.
Раз всё — в единстве, и нет двойственности,
здесь не уместны уже ни «я» и ни «ты».