Шандор Петефи - Стихотворения. Поэмы

Между двумя любовными увлечениями Петефи совершает поездку в Словакию и убеждается в том, что и сам он, и его поэзия стали широко известны. Этот литературный триумф был важен психологически, для самоутверждения поэта, потому что вокруг него сгущается атмосфера враждебности; к непрекращающимся выпадам консервативных журналов, служивших аристократии, присоединяются и либеральные критики, упрекающие Петефи в «низменности вкуса», «мужицкой грубости», в излишней самонадеянности, в простонародности языка и поэтических средств, порицают за необузданность темперамента, а спустя некоторое время — еще и за радикальность политических взглядов. Понятно, что постоянные нападки крайне раздражали и без того легко ранимого и пылкого поэта. Если добавить к этому, что силы нападавших во много раз превосходили реальные возможности немногочисленных сторонников Петефи, то не трудно себе представить его душевное состояние. Враждебные выпады критиков, разочарование в любви, неустроенность личной жизни, тревога за стариков родителей — все это заволакивает горизонт Петефи черными тучами. И в таком мрачном состоянии с особенной остротой ощущаются им общественные противоречия, встают мучительные проблемы отношений между угнетателями и угнетенными, богатыми и бедными, помещиками и крестьянами, родиной и всем миром. Глубже понятая историческая действительность становится на какой-то момент для поэта источником кризисных настроений беспросветности, безнадежности; он приходит к выводу о слабости и незрелости тех общественных сил, которые призваны были спасти его родину и сделать мир более приемлемым для жизни. Такой вывод лишь усиливает отчаяние Петефи. В 1845 году в его поэзии намечаются мотивы упадка и «мировой скорби» в байроническом духе. Гнев, боль, страдание — все это не только превалирует теперь в поэтической тематике Петефи, но и во многом определяет его дальнейшее творческое развитие. Форма народной песни или жанровой сценки не могла вместить новое, несравненно более сложное содержание его поэзии, и эти формы в 1845–1846 годах начинают вытесняться иным, лирико-философским жанром, который занимает все большее место в творчестве Петефи.

Горечь, заволакивающая для него мир, с каждым днем становилась все сильнее. В 1845 и начале 1846 года он создает новый поэтический цикл «Тучи», в который входят шестьдесят шесть мрачных афористических стихотворений, построенных в духе Гейне. Их темы: женское коварство, предательство друзей, чувство мучительного бессилия перед врагами, а в последних стихотворениях возникают социальные мотивы — деспотизм, рабство, общественная несправедливость. Те же настроения мы находим вые цикла «Тучи»: в «Моих снах», и — в опосредствованной форме — в поэме «Сумасшедший». Романтические страсти бушуют в драме «Тигр и гиена», написанной в конце 1845 года; мыслью о мести пронизан замысел романа «Веревка палача» (1846). Мрачное мироощущение драмы и романа роднит их с «Тучами». Однако в тот же период были созданы некоторые произведения (например, «Волшебный сон»), в которых мятежный дух Петефи, казалось, восторжествовал над состоянием депрессии. В драме и особенно в романе мы видим первые попытки реалистического изображения действительности.

Мы уже говорили, что духовный кризис Петефи не являлся следствием какой-либо пессимистической философской концепции; ему нельзя поставить в вину и разочарование в прогрессивных силах. Разочарование это, в основном, касалось дворянства: вникая в общественные отношения на родине и в Европе, поэт убедился в его классовой ограниченности. Отсюда — неудовлетворенность, горечь, творческое беспокойство, которые заставляют жаждать перемен. Весной 1846 года, вырвавшись из омута «мировой скорби», Петефи создает стихотворения, полные активности и энергии:

так звучит новая программа человека и поэта в апреле 1846 года.

Такая программа, по существу, не потребовала какой-то особенной внутренней перестройки: даже в период кризиса поэт не расставался с мыслью о необходимости коренного изменения мира. И все же мы можем с полным основанием говорить о новых чертах его творчества: ведь в целом ряде стихотворений уже отчетливо вырисовывается личность поэта-трибуна, последовательного революционного демократа. Этот перелом объясняется и размежеванием политических сил Венгрии, и тем обстоятельством, что Петефи уже не был одиноким революционером, полководцем без армии: вокруг него сплачивалась демократическая литературная молодежь, он был представителем того передового отряда, — пусть пока еще немногочисленного, — который уже пришел в движение, а главное, имел свое твердое мнение об исторических перспективах Венгрии и Европы, обо всех существенных вопросах человеческой жизни. Причем мнение самое радикальное. Важным жизненным впечатлением явилось для Петефи и подавленное в начале 1846 года крестьянское восстание в Галиции, еще раз подтвердившее, что борьба за национальную независимость не может быть успешной, если народ угнетен, если народ не чувствует, что родина принадлежит ему. «Родина — только там, где есть права, а народ бесправен» — предупреждает поэт. Многие его стихотворения свидетельствуют о том, что Петефи в это время был не только знаком с главными идеями французской буржуазной революции конца XVIII века, но и ориентировался в учениях утопического социализма и коммунизма первой половины XIX века. Раздумывая о том, каков должен быть путь к справедливому новому миру, Петефи исходил не пз иллюзий, он делал поправку к учениям утопистов, опираясь на опыт революционных движений, и считал борьбу непременным условием подготовки справедливого общества. Он писал в послании к другу Анталу Варади: