Шандор Петефи - Стихотворения. Поэмы

Всю дорогу к дому думал:
«Что скажу я маме?
Ведь ее, мою родную,
Не видал годами.

И какое слово дружбы
Вымолвлю сначала —
Ей, которая мне люльку
По ночам качала?»

Сколько выдумок отличных
В голове сменялось!
И казалось — время медлит,
Хоть телега мчалась.

Я вошел. Навстречу мама!
Не сказав ни слова,
Я повис, как плод на ветке
Дерева родного.

С отцом мы выпивали,
В ударе был отец.
Храпи его и дале,
Как до сих пор, творец!

За много лет скитаний
Я не видал родни.
Отца, сверх ожиданий,
Скрутили эти дни.

Поговорили вволю,
Пред тем как спать залечь,
И об актерской доле
Зашла при этом речь.

Бельмо в глазу отцовом
Такое ремесло, —
Мне с ним под отчим кровом
Опять не повезло.

«Житье ль в бродячей труппе
На должности шута?»
Я слушал, лоб насупя,
Не открывая рта.

«Смотри, как щеки впали.
И будет хуже впредь.
Твои сальто-мортале
Не прочь я посмотреть».

С улыбкою любезной
Внимая знатоку,
Я знал, что бесполезно
Перечить старику.

Потом, чтоб кончить споры,
Стихи я произнес.
Твердя мне: «Вот умора!» —
Он хохотал до слез.

Старик не в восхищенье,
Что сын поэт. Добряк
Невыгодного мненья
О племени писак.

Я на него не злился.
Не надо забывать:
Он в жизни лишь учился
Скотину свежевать. {9}

Когда вино во фляге
Понизилось до дна,
Я бросился к бумаге,
А он в объятья сна.

Тогда вопросов кучу
Мне предложила мать.
Я понял, что не случай
Мне в эту ночь писать.

Носил печать заботы
Предмет ее бесед.
Я ей с большой охотой
На все давал ответ.

И, сидя перед нею,
Я видел — нет нежней
И любящих сильнее
На свете матерей.

Душа рыдает… Почему?
Внимает горю моему!

Ведь вам же не понять, — о нет! —
Что должен испытать поэт,
Коль говорят: «Он — виршеплет,
К нему признанье не придет!»
Мне это выслушать пришлось —
И сердце не разорвалось.

И вот что главное: за вас
Расплачиваюсь я сейчас,
О вы, застольные мои,
Вы, песни вольные мои!
А я-то думал… верил я,
Что всем любезна песнь моя
И рукоплещут мне уже
Михай Витез и Беранже,
А с ними и Анакреон
С галерки славы… Даже он
В восторге вскакивает там
И, песни, рукоплещет вам.
И с фееричной высоты
Вы сверзились, мои мечты.

Аминь! Попал я в западню!
На грудь я голову склоню
И, коль судьбой так решено, —
Не буду воспевать вино,
Не буду я его хвалить,
А буду прямо в глотку лить!

То не в море — в небе месяц плыл блестящий,
То разбойник плакал, схоронившись в чаще.
То на темных травах не роса густая, —
То большие слезы падали, сияя.

Он твердил, склонившись к топору стальному.
«Для чего я делу предался дурному?
Мать моя родная мне добра желала, —
Что ж ее советам сердце не внимало?

Я ее покинул и попал к бродягам
И шатался с ними по глухим оврагам.
И с тех пор поныне я живу позорно —
Путников безвинных граблю ночью черной.

И под кров родимый я бы возвратился,
Да нельзя вернуться: дом наш развалился,
Мать давно в могиле; и стоит высоко
Виселица в небе, видная далеко».

Зарилась шинкарка на бетяра,
Да была она ему не пара, —
Доченьку приемную шинкарки,
Вот кого бы взял бетяр в бетярки!

Тут шинкарку ревность одолела:
Девочку она не пожалела,
Выгнала раздетой и разутой,
А зима была жестокой, лютой!

Много ль сил у бедной сиротинки?
Побрела, замерзла на тропинке.
А бетяр узнал все после срока.
…И казнил шинкарку он жестоко.

Был и он повешен палачами,
Помирал он вовсе без печали, —
Жизнь ему без девушки-красотки
Табаку не стоила щепотки!