Игорь Тальков - Оборванная струна

Кто он? Откуда пришел? Зачем? И что хотел сказать нам своими песнями? На эти вопросы еще долго будут искать ответы. Мы же попытаемся сказать о Цое только то, что требуется сообщить, представляя на суд читателям тексты его песен…

Виктор родился 21 июня 1962 года в Ленинграде, в семье преподавателя физкультуры Валентины Васильевны Цой и инженера Роберта Максимовича Цоя. Он был единственным ребенком в семье. Любые родители склонны видеть своих детей в замечательном свете. И мама Виктора не была исключением.

«Я не раз читала, что смешение далеких кровей часто рождает талантливых людей, — говорила она в интервью журналу „Студенческий меридиан“. — Сын у нас — метис: я — русская, коренная ленинградка, муж — кореец, родом из Казахстана. У Вити с детства проявлялись различные художественные наклонности. Он хорошо рисовал, лепил…»

Мама делала все, чтобы развить способности сына. Читала ему книги из серии ЖЗЛ, поощряла любую тягу к творчеству. В младших классах Виктор ходил в изостудию, потом — через день — в художественную школу. Музыка, как и рисование, была одним из его постоянных увлечений. Первую гитару родители подарили ему в пятом классе. А в восьмом вместе с Максимом Пашковым он уже организовал группу с экзотическим названием «Палата № 6».

После восьмилетки Виктор решил продолжить художественное образование и поступил в Серовское училище на оформительское отделение. Шрифты и плакаты были ему в тягость. Гораздо большее удовлетворение приносило увлечение музыкой. Он продолжал играть вместе с Максимом Пашковым, но уже на сцене художественного училища.

«В Серовке мы смогли играть так, как нам хотелось, — вспоминает Пашков, — там были электрические инструменты. Играли на их вечерах, на танцах. В Серовке нашли и барабанщика — Толика Смирнова, он по тем временам считался одним из лучших. Вообще мы для нашего возраста играли очень неплохо, поскольку все время занимались только этим. На вечерах исполняли какие-то классические вещи из DEEP PURPLE, BLAK SABBAT, свою музыку. Что-то сочинял я, что-то — вдвоем с Витей…» [1] Здесь и далее по кн.: Виктор Цой: Стихи, документы, воспоминания. — Л.: Новый Геликон, 1991.

Но тогда о Цое, кроме его близких друзей, никто не знал. В официальных кругах рок считался полузапретным, и когда Виктора и его товарищей отчисляли из училища «за неуспеваемость», увлечение роком было «отягчающим обстоятельством».

«Я его не очень-то ругала, — рассказывает мама Виктора. — „Не хочешь учиться, — говорю, — не надо. Делай, что умеешь“. Витя пошел на завод и в вечернюю школу. Но на заводе пришлось делать какие-то мелкие детали, замки, что ли, а такой монотонный труд отупляет. К тому же, помнила по себе, как хотелось, когда росла, читать, рисовать, но из-за работы была лишена всего этого. Вите тогда исполнилось шестнадцать. Поэтому я и решила — ничего страшного, если он бросит завод и будет только читать, учиться, просто заниматься саморазвитием. Потом поняла, что это решение стало моей самой большой удачей».

О воспитании написаны тысячи книг, защищены сотни диссертаций. И можно было бы пуститься в пространные объяснения по поводу того, что, мол, свобода выбора собственного пути, предоставленная Вите родителями, повлияла на то и на это… Но мы анализировать не будем. Ведь главное, что дала Виктору мать, возможность заниматься любимым делом. А заниматься рок-музыкой в то время означало — искать. Русского рока как такового еще не было. Это позже зазвучат из всех окон песни «Машины времени», поднимется «аквариумная» волна, рок пробьет себе дорогу на радио и телевидение. Но тогда, в середине семидесятых, Цой и его друзья, так же, как многие другие мальчишки, сделавшие рок-музыку главным делом своей жизни, настойчиво и трудно искали свой путь.

Конечно, ничто не возникает вдруг, на пустом месте. И, как всякий начинающий музыкант, Цой поначалу пел чужие песни, копировал… Так же, как и многие его сверстники, увлекался «черным», тяжелым роком. Они с Максимом Пашковым попытались даже записать магнитофонный альбом с каким-то мудреным названием — типа «Слонолуние».

В то время Виктору нравился Михаил Боярский. Он ходил на все его концерты, знал весь репертуар. Цою импонировали его прическа, его черный бодлон, его стиль. Виктор даже говорил друзьям: «Это мой цвет, это мой стиль». При том, что верхом молодежной моды был тогда стиль панков — цепи, булавки, стриженые головы с гребешками.

«Витя всегда был очень скромен в прическах и проявлениях, — говорит Максим Пашков. — Даже не то что скромен, он был гораздо консервативнее всей остальной компании и в наших „забавах“ никогда не шел до конца. Наверно, это шло от какой-то его внутренней застенчивости. Потом из этого он выработал ту интеллигентность поведения на сцене, которая так отличала его от большинства ленинградских рокеров. В нем никогда не было разнузданности».