Александр Галич - Стихотворения и поэмы

И пою, что хочу, и кричу, что хочу,
И хожу в благодати, как нищий в обновке.
Пусть движенья мои в этом платье неловки —
Я себе его сам выбирал по плечу!

Но Добро, как известно, на то и Добро,
Чтоб уметь притвориться — и добрым, и смелым,
И назначить, при случае, — черное — белым,
И веселую ртуть превращать в серебро.

Все причастно Добру.
Все подвластно Добру.
Только с этим Добрынею взятки не гладки.
И готов я бежать от него без оглядки
И забиться, зарыться в любую нору!..

Первым сдался кофейник:
Его разнесло,
Заливая конфорки и воздух поганя…
И Добро прокричало, гремя сапогами,
Что во всем виновато беспечное Зло!

Представитель Добра к нам пришел поутру,
В милицейской (почудилось мне!) плащ-палатке…
От такого, попробуй — сбеги без оглядки,
От такого, поди-ка, заройся в нору!

И сказал Представитель, почтительно-строг,
Что дела выездные решают в ОВИРе,
Но что Зло не прописано в нашей квартире,
И что сутки на сборы — достаточный срок!

Что ж, прощай, мое Зло!
Мое доброе Зло!
Ярым воском закапаны строчки в псалтыри.
Целый год благодати в безрадостном мире —
Кто из смертных не скажет, что мне повезло!

Что ж, прощай и — прости!

Набухает зерно.
Корабельщики ладят смоленые доски.
И страницы псалтыри — в слезах, а не в воске,
И прощальное в кружках гуляет вино!

Я растил эту ниву две тысячи лет —
Не пора ль поспешить к своему урожаю?!
Не грусти!
Я всего лишь навек уезжаю
От Добра и из дома —
Которого нет!

…Хоть иногда подумай о других!
Для всех, равно, должно явиться слово.
Пристало ль — одному — средь всеблагих,
Не в хоре петь, а заливаться соло?!

И не спеши,
Еще так долог путь.
Не в силах стать оружьем — стань орудьем.
Но докричись хоть до чего-нибудь,
Хоть что-нибудь оставь на память людям!

Так могу я не верить в дурные пророчества:
Не ушел от кнута, хоть и сбросил поводья.
И средь белого дня немота одиночества
Обступила меня, как вода в половодье.

И средь белого дня вдруг затеялись сумерки,
Пыльный ветер ворвался в разбитые окна,
И закатное небо — то в охре, то в сурике,
Ни луны и ни звезд — только сурик и охра.

Ах, забыть бы и вправду дурные пророчества,
Истребить бы в себе восхищенье холопье
Перед хитрой наукой чиновного зодчества:
Написал,
Подписал —
И готово надгробье!

Я запер дверь (ищи-свищи!),
Сижу, молю неистово:
— Поговори! Поклевещи —
Родной ты мой, транзисторный!
По глобусу, как школьник,
Ищу в эфире путь:
— Товарищ-мистер Гольдберг,
Скажи хоть что-нибудь!..

Поклевещи! Поговори!
Молю, ладони потные,
Но от зари и до зари
Одни глушилки подлые!
Молчит товарищ Гольдберг,
Не слышно Би-Би-Си,
И только песня Сольвейг
Гремит по всей Руси!
Я отпер дверь, открыл окно,
Я проклял небо с сушею —
И до рассвета, все равно,
Сижу — глушилки слушаю!

Говорят, что где-то есть острова:
Где растет на берегу трын-трава,
Ты пей, как чай ее,
Без спешки-скорости,
Пройдет отчаянье,
Минуют хворости.
Вот какие есть на свете острова!..

Говорят, что где-то есть острова,
Где не тратят понапрасну слова,
Где виноградные
На стенах лозаньки,
И даже в праздники
Не клеят лозунги.
Вот какие есть на свете острова!..

Говорят, что где-то есть острова,
Где четыре — как закон — дважды два.
Кто б ни указывал
Иное — гражданам,
Четыре — дважды два
Для всех и каждого.
Вот какие есть на свете острова!..

Говорят, что где-то есть острова,
Где неправда не бывает права,
Где совесть — надобность,
А не солдатчина,
Где правда нажита,
А не назначена!..

Вот какие я придумал острова!..