Владимир Лизичев - Первые стихи

Здесь наверху, все законы забыты,
Пилот и машина в единое слиты,
В воздушном бою совершая кульбиты,
Но давит нагрузка, всё больше растёт.
Пространство и время сжимаются узко,
Вдавила, расплющила мозг перегрузка,
Рука нажимает на клавишу пуска,
Мы цель атакуем, враг тоже не ждёт.

И небо огромное, синего цвета,
Расколется громом, и вспышкою света,
Уходит на цель боевая ракета,
За горизонтом уже пропадёт.
Ревут на форсаже надрывно турбины,
Как жизни и смерти их две половины,
И режут пространство стальные машины
На крыльях удачи вперёд и вперёд.

Ушли с разворотом, сменив эшелоны,
Две сушки, воздушного племени клоны,
Уже под крылом, сопок серые склоны,
И скоро посадка и дом где нас ждут.
Касание есть, болтануло немножко.
Родная, бетонная встретит рулёжка,
к ангару знакомая катит дорожка,
где травы высокие, летом растут.

Бывает, что падает замертво птица
С большой высоты, чтобы в землю вонзиться.
Подбитыми крыльями не зацепиться,
А пара её будет в небе кружить.
Их трель в синей бездне навек оборвётся,
Твой друг из полёта уже не вернётся,
И сердце от горя и боли взорвётся,
Но надо летать, приземляться и жить.

Разборы полётов до вечера длятся,
И мы будем хмуриться и улыбаться,
Автобусом в наш городок возвращаться.
И жён и детей у дверей целовать.
И вновь уходить и опять возвращаться,
Утюжить пространства и в небе вращаться,
С машиной как с другом своим обращаться,
А самое главное будем летать.

Я танцую в Варадеро самбу, море, белый ром,
Сеньорита бона сера, в лёгком платье голубом,
Две волшебные гитары, маракасы, барабан,
Молодых танцоров пары, в «Тропикано» воздух пьян.

Гибких тел вольны движенья, горяча кубинок кровь,
Не услышать возраженья, ночь любви, сама любовь,
И поддавшись настроенью, я танцую, в их кругу,
Этим миром сновидений, надышаться не могу.

Той мелодией знакомой, закружило, понесло,
Потому я так раскован, что башку уже снесло,
Голоса поют о чём-то, мне знакомом, дорогом,
Темнокожие девчонки, непривычный белый ром.

На волне аккордов Бомбы, бонго ритмы задавал,
Гуарача — самбу с бонной я два раза станцевал,
Бедра бешено крутились, жёг её призывный взгляд,
Сердце в рёбрах колотилось в два захода и подряд.

На песке давно убрали полосатые зонты,
Пеликаны где-то спали, всюду красные цветы,
Чернокожая мадонна, не сказать, как хороша,
Блеском глаз её бездонных страсти полная душа.

В ресторане знаменитом мы за столиком сидим,
Где по воздуху разлиты, запах грёз, сигарный дым,
Небеса чернее сажи, звёзд несчётное число,
Серп луны висит над пляжем, и на улице тепло.

Это платье голубое, юное совсем лицо,
Шорох близкого прибоя, пар танцующих кольцо,
Запах рома и Короны, и горячность женских тел
Время не сотрёт, ни тронет, даже если б захотел.
Я танцую в Варадеро…

На заре, на ясной зорьке звезда
С неба падала в степи на траву,
Загадали мы с любимой тогда
Что до свадьбы внуков я доживу.

Утром встану и пойду на войну,
Я коварного врага буду бить,
За себя, за нас за всех, за страну,
Чтобы в лютом, том бою победить.

Чтобы можно было песни слагать
И однажды их любимой пропеть,
Чтобы жили и отец мой и мать,
А за это можно и умереть.

Если только мне в бою повезёт
И на землю нашу враг ни ногой,
Если пуля молодца не убьёт,
То с победой возвращусь я домой.

Если ранят в том сраженье меня,
И осколок грудь навылет пробьёт,
Кровь горячую впитает земля,
Значит, вышел помирать мой черёд.

А я соколом на небо взлечу
И над полем брани буду летать,
Так же петь, любить и жить я хочу,
Так же трудно молодым умирать.

Но не зря пролью я здесь свою кровь,
Будут дети, будут внуки расти,
Будут также защищать отчий кров,
Так же встанут у врага на пути.

Я в Храм войду, меня встречают лики,
И строго смотрят с писаных икон,
Где от свечей по стенам жмутся блики,
И исчезают в трещинах окон.

Здесь благость и спокойствие разлиты,
По стенам, что стоят уже века,
Лики святых, чьи имена забыты,
С икон глядят на нас издалека.