Владимир Лизичев - Первые стихи

Усталость прёт, а с нею грусть на пару,
Из всех щелей — то насморк, то бронхит.
Возьму со шкафа старую гитару,
Она со мной чуть слышно говорит.

В душе раздрай, сам от чего не знаю,
Гляжу в окно, а там темным-темно,
Хотя конечно, всё я понимаю —
Подкралась старость и уже давно.

И с этим, в общем, нечего поделать,
Смириться — дудки, тоже не хочу,
На кой мне ляд беспомощная зрелость,
Полдня таскаться от врача, к врачу.

У тех, что сверху и тепло и сытно
И им на всех по правде наплевать,
Таким по жизни не бывает стыдно,
Орангутаны, чтоб их вашу мать.

Сосед, что слева бьёт ключом по трубам,
Таким манером выразил протест
Ну ка же — «щаз», закатывайте губы,
Там будут «петь», пока не надоест.

Так и живём не скучно и не хило,
А за окном, который день подряд,
То мокрым снегом осень наградила,
То холода, по зимнему стоят.

Ну, наконец, верхи угомонились,
А на часах уже давно за три
И мы вдвоём со старостью напились,
И повод был, что там не говори.

Стоял июль, жара к земле давила,
Нещадно солнце летнее пекло.
Жена о чём-то рядом говорила,
А на меня знаменье снизошло.

От солнца с неба пролегла дорога,
По ней спустились в воздухе паря,
Три ангела из райского чертога,
Земное притяжение браня.
Сложили крылья, те были большими.
Один промолвил, чёрный из троих —
Вы в своей жизни славно погрешили,
Настало время отвечать за них.

На Вас приходят жалобы — немало,
Но бесконечна божья благодать,
Быть может, время для суда настало,
Извольте правду о себе узнать.

Сейчас при Вас опросим самых близких:
Семью, подруг, любовниц и друзей.
Что скажет кот, но правду, не за Вискас
Итак, начнём — Жена вперёд, смелей.

И тут услышал я, что был скотина,
Что норку ей я так и не купил.
Что у меня одна любовь — машина
И тёще — мама я не говорил.

Дочь обижалась, что у всех айфоны,
А ей Самсунг свой стыдно вынимать,
Что пусть засунет …, если купит клоны…
И что во всём поддерживает мать.

Не лучше были милые подруги,
Любовницы и лучшие друзья,
Приписывали сплошь себе заслуги,
Мои дела и замыслы, браня.

Любовник мол, я так себе неважный,
Кручусь во сне, и здорово храплю,
А на работе, также не однажды,
Бывало сидя, после пьянок сплю.

Мой лучший друг, тот тоже меня предал,
Чего признаться, я не ожидал.
Он в моём доме триста раз обедал,
Ему я фирму нашу передал.

Картина маслом и кругом огрехи,
Надежду я уже похоронил,
Решив ну всё, досталось на орехи.
Совсем немного, в общем-то, пожил.

Но тут гляжу, идут стихи колонной,
Мои стихи, подмогою спешат.
Три ангела застыли удивленно —
Там, между строк была моя душа.

Подняв глаза, зелёные глазищи
В конце колонны, шастал обормот
Его узнал бы сразу среди тыщи
Друг по дивану, мой любимый кот.

Спросила дочь — С тобою всё в порядке
А то смотрю, нет на тебе лица,
Опять всю ночь писал стихи в тетрадке,
Мать, ну хоть ты воздействуй на отца!

Исчезла тень от набежавшей тучи,
Жена притихла, смотрит на меня.
Такой случился презанятный случай
Со мной читатель, честно говоря!

Всё так же солнце жаркое давило,
Шла середина выходного дня.
Судьба опять ко мне благоволила —
Я жив, пишу, надеюсь, что не зря.

Ой, да красный берег. Ой, да белый берег.
Ой, да белый берег, посередь — река.
И осталось верить, и осталось верить,
Что минует пуля завтра казака.

А коль не минует, а коль не минует,
Шашкою порубят, примут на штыки.
Мамка загорюет, жинка загорюет,
За столом помянут горькой казаки.

Где заря садится, за высоки травы,
Поутру сойдутся, словно две реки,
Красные что слева, белые что справа,
Что же вы наделали братцы казаки.

На скаку хорунжий медленно осядет,
По виску сочится кровь его ручьём.
Молодой парнишка — комиссар отряда
В сече той порубан, станет ковылём.

Только брат на брата — разве это слава?!
Белые и красные, словно две руки.
Догорает зорька, свет её кровавый
Опустился в воду посередь реки.