Владимир Лизичев - Первые стихи

Послушай дед, да ты смеёшься?!
Нет! И хочу тебе сказать —
Чем больше падаешь и бьёшься,
тем больше хочется летать!

Так крепнет вера от падений
От шишек, разных тяжких бед
От бесконечных книжных бдений
На протяженье долгих лет.

Летать никто не может сразу,
Научишься держать удар
И Пётр сдал Христа три раза,
Фома не верил в божий дар.

А как же крылья, тоже небыль?
Спросил мальчишка — говори!
Нет, это, правда, как и небо,
Только они у нас внутри.

На горизонте двое мессеров,
А мой ведомый снова потерялся,
Толи опять Галушко обосрался
Но я то, здесь и я уже готов.

Не подведи мой старенький Ишак
Теперь повыше надо нам забраться.
С бубновой парой фрицев разобраться,
Пусть я один и так опасен враг.

На горке лезу вверх, за облака,
Пока везёт, меня они не видят
И если всё сейчас, как надо выйдет,
Собью обоих их наверняка.

Ну что там Бог, пошли благословенье!
И ручку вниз толкаю от себя,
Гудит мотор, цилиндрами звеня
Ловлю в прицел земное притяженье.

Заговорил БК, мой левый ШКАС
И задымил, свалился в штопор первый.
Второй ушёл, у фрица сдали нервы.
Но я не знал, что третий меня пас.

Галушко гад, был должен прикрывать
Но где-то сволочь потерялся в небе.
И мне тогда достался тяжкий жребий —
Горящий И-16 покидать.

Тащил к земле дырявый парашют,
На полосе нейтральной приземленье.
Но повезло, всего одно раненье,
Меня к своим под вечер принесут.

Потом латал мой фюзеляж три дня
Очкарик — врач, профессор довоенный,
А я был жив той мыслью сокровенной,
Что я Галушко вставлю фитиля.

Я через месяц возвратился в часть,
Хромал немного, но к полётам — годен!
И первым делом присмотрелся, вроде
Нет подлеца. Куда он мог пропасть?

Спросил ребят и объяснил заранее,
Свой неподдельный, к гаду интерес.
Во что опять старлей по гланды влез
И от чего теперь недомогание?!

Комэск пилотку снял, звезду поправил,
Отвёл глаза, и с табурета слез.
Он в бой с тремя бубновыми полез
Двух сбил, а третьего таранил.

А я сидел и понял, что старлей
Тогда меня от мессеров закрыл,
Один из трёх меня бы завалил.
Сказал комэску — полную налей.

Бесконечностью серого неба,
Синих ливней исполненных грёз,
Ранним утром расплёскана нега
По стволам, голым ветвям берёз.

Отчуждённость осеннего ливня
В ноябре, где хозяйкой зима,
Ниспадающих ломаных линий,
Одиночество сводит с ума.

Опрокинется серым туманом
Над озябшей притихшей рекой,
Разухабистым пьяным смутьяном
По холмам, размывая покой.

Шелест ливня затихнет на время
И в редеющей утренней мгле,
Следом снега промокшее бремя
Ляжет тонким ковром по земле.

Этот месяц из осени — в стужу,
Кой черёд лишь в конце ноября,
Ветром северным, зимним простужен,
Гонит снег, помелом серебря.

По промоинам тёмным водица
Будет тщетно стремиться сбежать,
Облаков кучерявые лица,
Первый лёд на реке отражать.

Моросящего ливня оттенки
Приглушают цвета ноября,
Где деревья сплошные шатенки,
Что белеют в снегах декабря.

И небес тёмно-серые краски,
Зыбкость туч и холодных дождей,
Сменит белая зимняя сказка,
До весенних с капелями дней.

День отошёл, по зимнему короткий,
Ночь на дворе, по зимнему длинна,
А я хочу сегодня выпить водки,
Причём по-русски, стало быть — до дна!

Ноябрь месяц, то дожди со снегом,
То просто дней холодных маята
И я три дня на улице, как не был,
Да и не тянет, честно ни черта.

Домашний кот, товарищ по дивану
Забыв тотчас британский этикет,
Забил на Вискас, тот по барабану
Когда сочится запах от котлет.

Луна зашла сквозь окна по-соседски
Моргает жёлтым глазом мне спьяна.
Жена бухтит, но повод есть, он веский
Пропала, понимаешь тишина.

Соседи сверху надрывают глотки,
Там снова гости — говорит жена.
А я то, знаю — там мужик, три ходки
И у него три взрослых пацана.