Анна Крещановская: Беги, девочка, беги…

Прощай, снежный город…
К другим берегам,
Чуть менее зимним,
Причалить.

Прощай, я тебя предала…
Я смогла
Стать более взрослой:
Оставить
Тебя в своём прошлом.

Как ни крути,
Мы все
Лишь попутчики чьи-то.

Прощай, снежный город…
Другой впереди.
Стать взрослой:
Сбежать, покинуть.

Ну да, это я сделала тебе предложение
Собрать рюкзаки и бродягами по белу свету.
Не удивляйся, но я не к физическому сближению —
У меня просто духовнее собрата нету.

Мы знакомы Бог весть сколько,
Мы студентами исследовали город.
Я дружила с тобой, а ты — не только…

Соберём рюкзаки — и в январский холод.

Смотрю на снежное ослепительно-белое небо
И мне видятся ангелы, крыльями взбивающие перину.
Сейчас покрошу продрогшим голубям белого хлеба,
Укутаюсь в плед — и накроет мечтой, как лавиной.

Я привыкла громоздить фантазии ледяными глыбами,
Которые с оттепелью стекают в океан вселенского архива.

Мои мысли снуют быстрокрылыми резвыми рыбами.
Кормлю голубей, подпеваю фальшиво Трофиму…

Я столько стихов привезу оттуда,
Куда мы отправимся предстоящим летом!
Я буду верить тебе, покуда
Ты держишь за руку
и направляешь к свету.

И пусть язык твой — фарси с английским,
И пусть на русском ты только буквы
с трудом читаешь,
Ты стал мне близким,
Но ты об этом ещё не знаешь.

Приоткрывая створку во внешний мир,
Я чувствую лёгкость, предшествующую удаче.
Но тяготит из обиды и страха гарнир:
Я пирую — вот незадача!

Распахнуться навстречу весне всё сложней,
Неподъёмней. Ломаются крылья.

Мне: остаться в удушливом царстве теней,
Скрутить душу, поддавшись унынию.

И вот однажды, когда мои крылья окрепнут,
Я совершу свой самый сумасшедший прыжок
В бездну из экзосферы.
Я — бессмертна! —
Ты помни об этом.
Да минует меня ожог

От райского солнца и адова пламени.
Я, словно Икар, воспарю над землёй —
(Нет, крылья мои не из воска — из знамени) —
В обнимку с ветрАми воздушной змеёй.

Усталость,
Плач взахлеб, и детская ранимая душа
Осталась
В этом лучшем из миров без самого банального гроша.

Ей жить ещё, укрывшись в моём теле
И мучить до поры, когда вдруг одолеет
Последний сон.

Так безоблачно. А я требую облака!
Я хочу прокатиться на кудрявом верблюде,
У которого вместо двух — целых три горба
И который пьёт про запас неба синь, подаваемое на блюде

Из той же призрачной, что и верблюд, субстанции:
Хоть и говорят — это неизменная сущность,
Но я-то знаю, она — и верблюд, и блюдо, и…
— Ой, остановите, пожалуйста, на станции!
На остановке, которую проехали, пока я определяла научности тучность.

Ну, или наоборот. Да какая разница!
Я вновь замечталась о кудрявом трехгорбом верблюде,
Который надменно плюется и, высунув язык, дразнится,
Которому я неба синь подаю на блюде.

Небо чистое, до того прозрачное,
Что можно угадать созвездие рыб.
Все мои мысли-предчувствия мрачные
Утро распяло посредством дыб
Солнечных.

И вот они, признав поражение,
Растворяются в небе, оседают на дне
Рыбным созвездием, чтобы вторжение
Отпраздновать позже, вернувшись ко мне
Ночью.

Суетливые люди, что вам до меня?
Мне обрезало крылья трамваем.
Я сижу на путях, поминаю шутя
То, на чём поднимаются к раю.

Вы проноситесь мимо, как тени в аду,
Задевая, злословя, судача.
Я пыталась взлететь, утопая в чаду,
Не смогла — отвернулась удача.

Вот теперь я сижу на трамвайных путях,
Собираю обмякшие перья.
Мне нет дела до вас: я в вечерних огнях,
Отрастив плавники, вне теченья…