И в аду,
Несомненно, есть такие же пышные сады
С цветами размером с дерево, правда, вянущими
Мгновенно, если их не полить
Весьма дорогой водой. И фруктовые рынки
С завалами плодов, впрочем,
Лишенных запаха и вкуса. И бесконечные
Колонны автомобилей, которые
Легче своих же теней, быстрее
Глупых мыслей — сверкающие лимузины,
А в них розовые люди, пришедшие из ниоткуда, едущие в никуда
И дома, построенные для счастливых и поэтому
Пустые, даже когда заселены.
И в аду не все дома уродливы.
Но страх быть выброшенным на улицу
Снедает обитателей вилл не меньше,
Чем обитателей бараков.
Сонет в эмиграции
Перевод Е. Эткинда
Я, изгнанный на ярмарку, бреду,
Живой среди живоподобных мумий;
Кому продать плоды моих раздумий?
Бреду по старым камням, как в бреду,
По старым камням, вытертым до блеска
Шагами безнадежных ходоков.
Мне «spell your name» [3] Скажите ваше имя по буквам ( англ .).
твердят из-за столов,
Ах, это «name» звучало прежде веско!
И слава богу, если им оно
Неведомо, поскольку это имя
Доносом обесчещено давно.
Мне приходилось толковать с такими;
Они правы, что, судя по всему.
Не доверяют рвенью моему.
Дела в этом городе таковы
Перевод Б. Слуцкого
Дела в этом городе таковы, что
Я веду себя так:
Входя, называю фамилию и предъявляю
Бумаги, ее подтверждающие, с печатями,
Которые невозможно подделать.
Говоря что-либо, я привожу свидетелей, чья правдивость
Удостоверена документально.
Безмолвствуя, придаю лицу
Выражение пустоты, чтобы было ясно,
Что я ни о чем не думаю.
Итак,
Я не позволю никому попросту доверять мне.
Любое доверие я отвергаю.
Так я поступаю, зная, что дела в этом городе таковы, что
Делают доверие невозможным.
Все-таки временами,
Когда я огорчен или отвлечен,
Случается, что меня застигают врасплох
Вопросами: не обманщик ли я, не соврал ли я,
Не таю ли чего-нибудь?
И тогда я по-прежнему теряюсь,
Говорю неуверенно и забываю
Все, что свидетельствует в мою пользу,
И вместо этого испытываю стыд.
Детский крестовый поход
Перевод Д. Самойлова
В Польше, в тридцать девятом,
Большая битва была,
И множество градов и весей
Она спалила дотла.
Сестра потеряла брата,
Супруга — мужа-бойца,
Ребенок бродил в руинах
Без матери, без отца.
Из Польши не доходили
Газеты и письма до нас.
Но по восточным странам
Престранный ходит рассказ.
В одном восточном местечке
Рассказывали в тот год
О том, как начался в Польше
Детский крестовый поход.
Там шли голодные дети,
Стайками шли весь день,
Других детей подбирая
Из выжженных деревень.
От этих лютых побоищ
И от напасти ночной,
Они хотели укрыться
В стране, где мир и покой.
Там был вожак малолетний,
Он в них поддерживал дух
И, сам не зная дороги,
О том не сетовал вслух.
Тащила с собой трехлетку
Девчонка лет десяти,
Но и она не знала,
Где будет конец пути.
Там в бархатной детской блузе
Еврейский мальчонка шел,
Привыкший к сдобному хлебу,
Себя он достойно вел.
Был там также и пес,
Пойманный на жаркое,
Но пес стал просто лишний едок,
Кто б мог совершить такое!
Была там также школа,
И мальчишка лет восьми
Учился писать на взорванном танке
И уже писал до «ми…».
Была здесь любовь. Пятнадцать
Ему и двенадцать ей.
Она его чесала
Гребеночкой своей.
Любовь недолго длилась.
Стал холод слишком лют.
Ведь даже и деревья
Под снегом не цветут.
Там мальчика хоронили
В могиле средь мерзлой земли.
Его несли два немца,
И два поляка несли.
Хоронили мальчика в блузе
Протестант, католик, нацист,
И речь о будущем произнес
Маленький коммунист.
И были надежда и вера,
Но ничего поесть,
И пусть не осудят, что крали они
У тех, у кого есть.
И пусть за то, что не звал их к столу,
Никто не бранит бедняка.
Ведь для пятидесяти нужна
Не жертва, а мука.
Шли они больше к югу,
Где в полдень над головой
Солнышко стоит
Как добрый часовой.
Нашли в бору солдата,
Раненного в грудь,
Выхаживали, надеясь,
Что он им укажет путь.
Читать дальше