Галилей.Да.
Философ.Независимо от вопроса о возможности существования таких звезд, которую господин математик (кланяется математику), видимо, полагает сомнительной, я хотел бы со всею скромностью задать другой вопрос в качестве философа: нужны ли такие звезды? Aristotelis divini universum… [5].
Галилей.Не лучше ли нам продолжать на обиходном языке? Мой коллега, господин Федерцони, не знает латыни.
Философ.Так ли это важно, чтобы он понимал нас?
Галилей.Да.
Философ.Простите, но я полагал — он у вас шлифует линзы.
Андреа.Господин Федерцони шлифовальщик линз и ученый.
Философ.Благодарю, дитя мое. Если господин Федерцони настаивает на этом…
Галилей.Я настаиваю на этом.
Философ.Что ж, аргументация утратит блеск, но мы у вас в доме… Итак, картина вселенной, начертанная божественным Аристотелем, с ее мистически-музыкальными сферами и кристаллическими сводами, с круговращениями небесных тел и косоугольным склонением солнечного пути, с тайнами таблиц спутников и богатством звездного каталога южного полушария, с ее пронизанным светом строением небесного шара — является зданием, наделенным такой стройностью и красотой, что мы не должны были бы дерзать нарушить эту гармонию.
Галилей.А что, если ваше высочество увидели бы через эту трубу все эти столь же невозможные, сколь ненужные звезды?
Математик.Тогда возник бы соблазн возразить, что ваша труба, ежели она показывает то, чего не может быть, является не очень надежной трубой.
Галилей.Что вы хотите сказать?
Математик.Было бы более целесообразно, господин Галилей, если бы вы привели нам те основания, которые побуждают вас допустить, что в наивысшей сфере неизменного неба могут обретаться созвездия, движущиеся в свободном взвешенном состоянии.
Философ.Основания, господин Галилей, основания!
Галилей.Основания? Но ведь один взгляд на сами звезды и на заметки о моих наблюдениях показывает, что это именно так. Сударь, диспут — становится беспредметным.
Математик.Если бы не опасаться, что вы еще больше взволнуетесь, можно было бы сказать, что не все, что видно в вашей трубе, действительно существует в небесах. Это могут быть и совершенно различные явления.
Философ.Более вежливо выразить это невозможно.
Федерцони.Вы думаете, что мы нарисовали звезды Медичи на линзе?
Галилей.Вы обвиняете меня в обмане?
Философ.Что вы! Да как же мы дерзнули бы? В присутствии его высочества!
Математик.Ваш прибор, как бы его ни назвать — вашим детищем или вашим питомцем, — этот прибор сделан, конечно, очень ловко.
Философ.Мы совершенно убеждены, господин Галилей, что ни вы и никто иной не осмелился бы назвать светлейшим именем властительного дома такие звезды, чье существование не было бы выше всяких сомнений.
Все низко кланяются великому герцогу.
Козимо (оглядываясь на придворных дам). Что-нибудь не в порядке с моими звездами?
Пожилая придворная дама (великому герцогу). Со звездами вашего высочества все в порядке. Господа только сомневаются в том, действительно ли они существуют.
Пауза.
Молодая придворная дама. А говорят, что через этот прибор можно увидеть даже, какая шерсть у Большой Медведицы.
Федерцони.Да, а также пенки на Млечном пути.
Галилей.Что же, господа поглядят все-таки или нет?
Философ.Конечно, конечно.
Математик.Конечно.
Пауза. Внезапно Андреа поворачивается и, напряженно выпрямившись, идет через всю комнату. Его мать перехватывает его.
Госпожа Сарти.Что с тобой?
Андреа.Они дураки! (Вырывается и убегает.)
Философ.Дитя, достойное сожаления.
Маршал двора.Ваше высочество, господа, осмелюсь напомнить, что через три четверти часа начинается придворный бал.
Математик.К чему нам разыгрывать комедию? Рано или поздно, но господину Галилею придется примириться с фактами. Его спутники Юпитера должны были бы пробить твердь сферы. Ведь это же очень просто.
Федерцони.Вам покажется это удивительным, но никаких сфер не существует.
Философ.В любом учебнике вы можете прочесть, милейший, что они существуют.
Федерцони.Значит, нужны новые учебники.
Читать дальше