Александр Твардовский - Василий Тёркин [сборник]

Сплю скорей да жду вестей.
Все сказал до корки…
Обнимаю вас, чертей.
Ваш
Василий Теркин.

Чья-то печка; чья-то хата,
На дрова распилен хлев…
Кто назябся – дело свято,
Тому надо обогрев.

Дело свято – чья там хата,
Кто их нынче разберет.
Грейся, радуйся, ребята,
Сборный, смешанный народ.

На полу тебе солома,
Задремалось, так ложись.
Не у тещи, и не дома,
Не в раю, однако, жизнь.

Тот сидит, разувши ногу,
Приподняв, глядит на свет.
Всю ощупывает строго, —
Узнает – его иль нет.

Тот, шинель смахнув без страху,
Высоко задрав рубаху,
Прямо в печку хочет влезть.

– Не один ты, братец, здесь.
– Отслонитесь, хлопцы. Темень…
– Что ты, правда, как тот немец…
– Нынче немец сам не тот.

– Ну, брат, он еще дает,
Отпускает, не скупится…
– Все же с прежним не сравнится, —
Снял сапог с одной ноги.
– Дело ясное, – беги!

– Охо-хо. Война, ребятки.
– А ты думал! Вот чудак.
– Лучше нет – чайку в достатке,
Хмель – он греет, да не так.

– Это чья же установка
Греться чаем? Вот и врешь.
– Эй, не ставь к огню винтовку…
– А еще кулеш хорош…

Опрокинутый истомой,
Теркин дремлет на спине,
От беседы в стороне.
Так ли, сяк ли, Теркин дома,
То есть – снова на войне…

Это раненым известно:
Воротись ты в полк родной —
Все не то: иное место
И народ уже иной.

Прибаутки, поговорки
Не такие ловит слух…
– Где-то наш Василий Теркин? —
Это слышит Теркин вдруг.

Привстает, шурша соломой,
Что там дальше – подстеречь.
Никому он не знакомый —
И о нем как будто речь.

Но сквозь шум и гам веселый,
Что кипел вокруг огня,
Вот он слышит новый голос:
– Это кто там про меня?..

– Про тебя? —
Без оговорки
Тот опять:
– Само собой.
– Почему?
– Так я же Теркин.

Это слышит Теркин мой.
Что-то странное творится,
Непонятное уму.
Повернулись тотчас лица
Молча к Теркину. К тому.
Люди вроде оробели:
– Теркин – лично?
– Я и есть.
– В самом деле?
– В самом деле.
– Хлопцы, хлопцы, Теркин здесь!

– Не свернете ли махорки? —
Кто-то вытащил кисет.
И не мой, а тот уж Теркин
Говорит:
– Махорки? Нет.

Теркин мой – к огню поближе,
Отгибает воротник.
Поглядит, а он-то рыжий —
Теркин тот, его двойник.

Если б попросту махорки
Теркин выкурил второй,
И не встрял бы, может, Теркин,
Промолчал бы мой герой.

Но, поскольку водит носом,
Задается человек,
Теркин мой к нему с вопросом:
– А у вас небось «Казбек»?

Тот помедлил чуть с ответом:
Мол, не понял ничего.
– Что ж, трофейной сигаретой
Угощу. —
Возьми его!

Видит мой Василий Теркин —
Не с того зашел конца.
И не то чтоб чувством горьким
Укололо молодца, —

Не любил людей спесивых,
И, обиду затая,
Он сказал, вздохнув лениво:
– Все же Теркин – это я…

Смех, волненье.
– Новый Теркин!
– Хлопцы, двое…
– Вот беда…
– Как дойдет их до пятерки,
Разбудите нас тогда.

– Нет, брат, шутишь, – отвечает
Теркин тот, поджав губу, —
Теркин – я.

– Да кто их знает, —
Не написано на лбу.

Из кармана гимнастерки
Рыжий – книжку:
– Что ж я вам…

– Точно: Теркин…
– Только Теркин
Не Василий, а Иван.

Но, уже с насмешкой глядя,
Тот ответил моему:
– Ты пойми, что рифмы ради
Можно сделать хоть Фому.
Этот выдохнул затяжку:
– Да, но Теркин-то – герой.

Тот шинелку нараспашку:
– Вот вам орден, вот другой,
Вот вам Теркин-бронебойщик,
Верьте слову, не молве.
И машин подбил я больше —
Не одну, а целых две…

Теркин будто бы растерян,
Грустно щурится в огонь.
– Я бы мог тебя проверить,
Будь бы здесь у нас гармонь.

Все кругом:
– Гармонь найдется,
Есть у старшего.
– Не тронь.
– Что не тронь?
– Смотри, проснется…
– Пусть проснется.
– Есть гармонь!

Только взял боец трехрядку,
Сразу видно: гармонист.
Для началу, для порядку
Кинул пальцы сверху вниз.

И к мехам припал щекою,
Строг и важен, хоть не брит,
И про вечер над рекою
Завернул, завел навзрыд…