Дмитрий Быков - Пятое действие

Так и будешь стоять, неестественно прям и нем,
Отворачиваясь от встречных, глотая слезы…
Что ты скажешь тогда, потешавшийся надо всем,
В том числе и над ролью детали в структуре прозы?

Душа под счастьем спит, как спит земля под снегом.
Ей снится дождь в Москве или весна в Крыму.
Пускает пузыри и предается негам,
Не помня ни о чем, глухая ко всему.

Душа под счастьем спит. И как под рев метельный
Ребенку снится сон про радужный прибой, –
Так ей легко сейчас весь этот ад бесцельный
Принять за райский сад под твердью голубой.

В закушенных губах ей видится улыбка,
Повсюду лед и смерть – ей блазнится уют.
Гуляют сквозняки и воют в шахте лифта –
Ей кажется, что рай и ангелы поют.

Пока метался я ночами по квартире,
Пока ходил в ярме угрюмого труда,
Пока я был один – я больше знал о мире.
Несчастному видней. Я больше знал тогда.

Я больше знал о тех, что нищи и убоги.
Я больше знал о тех, кого нельзя спасти.
Я больше знал о зле – и, может быть, о Боге
Я тоже больше знал, Господь меня прости.

Теперь я все забыл. Измученным и сирым
К лицу всезнание, любви же не к лицу.
Как снегом скрыт асфальт, так я окутан миром.
Мне в холоде его тепло, как мертвецу.

…Земля под снегом спит, как спит душа под счастьем.
Туманный диск горит негреющим огнем.
Кругом белым-бело, и мы друг другу застим
Весь свет, не стоящий того, чтоб знать о нем.

Блажен, кто все забыл, кто ничего не строит,
Не знает, не хранит, не видит наяву.
Ни нота, ни строка, ни статуя не стоит
Того, чем я живу, – хоть я и не живу.

Когда-нибудь потом я вспомню запах ада,
Всю эту бестолочь, всю эту гнусь и взвесь, –
Когда-нибудь потом я вспомню все, что надо.
Потом, когда проснусь. Но я проснусь не здесь.

Где вас трое во имени моем,
Там и я с вами.
Мало ли что можно делать втроем –
Знаете сами!

Втроем наливать,
Втроем выпивать,
Сначала любиться, а после ревновать.
Двое крещеных, а один жид,
Двое воруют, а один сторожит.
Любо, когда двое против одного –
Честное слово!
Любо, когда любит, а любят не его –
Кого-то другого.
Я с вами на арене подвигов и ссор,
Любовей несчастных –
Чаще как зритель, порой как режиссер,
Реже как участник.
Травящие забавны, травимого не жаль –
Его судьба краше.
Это наш жанр, христианский жанр,
Это дело наше.

А где вас двое во имени моем,
Там и я с вами.
Мало ли что можно делать вдвоем –
Устами, местами:
Вдвоем ночевать, вдвоем кочевать,
Сперва освободить, а потом подчинить,
Стоять спина к спине, как в драке на борту,
А лежать, напротив, живот к животу.
Когда вас трое – я с вами иногда,
Когда двое – часто.
Глазом ли павлиньим, крапинкой дрозда
Подсмотрю глазасто.
Люблю, когда первый именье раздает,
А второй прячет.
Люблю, когда первый второго предает,
А второй плачет.
Хожденье по мукам, прогулки по ножам,
Пыток избыток –
Это наш жанр, христианский жанр,
До нас не могли так.
А когда один ты во имени моем –
Я с тобой всюду.
В щелку дверную, в оконный ли проем
Проникать буду.

Дело одинокое – бортничать, удить,
Поле синеокое вброд переходить,
Море синеглазое шлюпкой попирать,
Сочинять, рассказывать, жить и умирать,
Задавать работы ленивому уму –
Помогай Боже! –
Да мало ли что можно делать одному?
И дрочить тоже.

Я люблю смерть, хлад ее и жар.
Взлет души из тела –
Это наш жанр, христианский жанр,
Это наше дело.

А когда нету вовсе никого,
Ни в центре, ни с краю,
Тут моя радость, мое торжество,
Там я преобладаю.

Летние школы, полночные дворы,
Старые газеты.
А то еще огромные, страшные миры –
Чуждые планеты.
Безглазая крупа, безмозглая толпа,
Железная пята, звериная тропа,
Звериная буза, звериная тоска,
Звериные глаза, лишенные зрачка,
Горы, дожди, занесенные лыжни,
Таежная осень –
Чтобы стало ясно, зачем мы нужны,
Что мы привносим.
Насланный потоп, ненасланный пожар,
Прилив океанский –
Это наш жанр, христианский жанр.
Самый христианский.