Махтумкули - Избранное

И стал я по воле тоскующей крови
Меджнуном, угрюмо нахмурившим брови;
И дети Корана забыли о слове,
Презренного идола богом признав.

И стан мой согнулся, и сгинула сила:
Напиток мой — желчь, и жилище — могила.
Так пепел Меджнуна земля поглотила —
Кормилица роз и поилица трав.

Мне огненным шелком окутало плечи,
Иду без кровинки в лице и без речи.
Дворец возводил я, тоскуя о встрече,
И рухнули своды: нечистый лукав!

Бессильная птица зажата в ладони,
Никак не стоят, вырываются кони,
И некуда больше бежать от погони,
И воин хватает меня за рукав.

Теперь для Фраги все на свете едино,
И нет мне возврата, и нет мне помина.
Друзей моих вдаль увлекает Медина,
Один я остался, на землю упав.

Судьба! Что делаешь, судьба!
Свет у меня в глазах мутится;
Теснятся под землей гроба,
Глотает пленников темница.

Судьба, ты вышла на грабеж,
В твоей руке сверкает нож;
Терзаешь душу, тело жжешь,
И некого тебе страшиться.

Судьба, где твой напарник — волк?
Мой разоренный край умолк;
На пепелищах вражий полк
Твоею помощью гордится.

Судьба, где брат Махтумкули?
Его на пытку повели,
Он мертв. Я трепещу в пыли —
Тобой подстреленная птица.

Полвека на свете я прожил, друзья,
Со старостью совесть моя охладела,
И тает — о господи! — сила моя,
И точат несчастья недужное тело.

Мне горько: я Истину мало любил.
Кончается жизнь, но не гаснет мой пыл,
И духом я тот же, что в юности был,
Да жаль: борода у меня поседела.

А сердце мирская влечет суета,
И очи мне женская жжет красота,
И кривдой мои одержимы уста,
И страсти толкают на черное дело.

И если откажет мне в помощи бог,
Куда мне бежать от предсмертных тревог?
Я — суетен, правде служить я не мог,
И ранняя вера моя оскудела.

Не верю звезде моего бытия.
Черна, словно уголь, недоля моя,
Покинуло счастье родные края.
Душа моя тщетно проснуться хотела.

Судьба моя бурной и страстной была,
Дурные порой совершал я дела:
Прости меня, боже, пока не дошла
Моя многогрешная жизнь до предела.

Фраги задыхается в лютом огне,
Скорбит о себе, как скупец о казне:
И страх и надежды гнездятся во мне.
Души моей жертвою ада не делай!

Да будет нам спутником отчий народ,
Когда мы и впрямь поведем караван,
Доверимся Ною средь пенистых вод,
Дорогу держа на седой океан.

Нам древние горы поклонятся вслед,
На родину ветер помчится чуть свет,—
Когда принесет он от милой ответ,
Певучее имя впишу я в дестан.

Я стар. Я поистине много скорбел,
Судьбою запродан мой светлый удел,
И те пятьдесят неминуемых стрел
Остались в душе, изнемогшей от ран.

Мне были примером Тахир и Фархад,
Безумец — я в пламя лечу наугад,
Крыла у меня за спиною горят,—
Умру — не узнает Менгли, мой султан.

Я славлю владычицу мира Менгли,
Я кличу подругу мою издали.
Страданья разлуки мне печень сожгли,
А слава Менгли полонила Иран.

В скитаниях помни родимый народ,
Язык обуздай, избегая длиннот;
Готовься, Фраги, собирайся в поход!
Купцы направляются в Мазандеран…

О, как дрожит моей прекрасной
И страстной жизни мотылек!
О, как растет недуг опасный,
Которым дух мой занемог!

Царица змей для змеелова,
Что для певца — напев и слово.
Влюбленный ради лукобровой
В бездонный кинется поток.

Блажен, кто не застыл в покое,
Познав добро и зло мирское!
Со мной — содружество седое,
Ученых книжников кружок.

Махтумкули, твоя дорога —
Полвека. Это очень много.
Но пусть уходит прочь тревога:
Что — старость? — Вздор, пустой предлог!

Вот волю дал тебе: что хочешь, делай тут,
Иди, куда идешь, путем любым, курильщик;
Но помни все-таки: настанет Страшный суд,
И что ответишь ты, представ пред ним, курильщик?

От неси сладостной твой станет ум нечист,
Ослабнет мощь твои, и взор твой будет мглист,
В костях заляжет боль, иссохнет плоть, как лист;
Все это причинит тебе чилим, курильщик.