ААА. Ю. Эйхенвальд - Когнитивный диссонанс

читать корректуры,

покупать яблоки Л. Н.,

шить платья Саше и блузы мужу, фотографировать его же во всех видах,

заказывать обед,

вести дела своей семьи —

свободна

есть, спать, молчать и покоряться. Но я не свободна думать по-своему,

любить то и тех,

кого и что избрала сама,

идти и ехать, где мне интересно и умственно хорошо;

не свободна заниматься музыкой,
не свободна изгнать из моего дома тех бесчисленных, ненужных, скучных и часто очень дурных людей,

а принимать хороших, талантливых, умных и интересных.
Нам в доме не нужны подобные люди —

с ними надо считаться и стать на равную

ногу;

а у нас любят порабощать и поучать…

И мне не весело, а трудно жить…

И не то слово я употребила:

весело, этого мне не надо, мне нужно

жить содержательно, спокойно,

а я живу нервно,

трудно и малосодержательно».

8 марта 1898 года

(Примечательно, что именно восьмого марта, графиня пожаловалась на

нервную, трудную и малосодержательную жизнь.
Слышите, дамы! Полно вам жаловаться, вы живёте как графиня!)

О подавленном состоянии графини говорили многие, но о причинах сего говорили по-разному.
Старший сын, полагал, это: «расхождение во взглядах,
болезни… ну и завещание». (то есть, дело житейское, да ещё и это завещание).
А, вот, младшая дочь, Сашенька, считала, что попытки матери покончить с собой были
притворством, направленным на то,
чтобы задеть Льва Николаевича.
Намекала, стало быть, дочурка, что матушка… слегка тово…
Приглашенный в Ясную Поляну доктор Россолимо
поставил диагноз:
«Дегенеративная двойная конституция, паранойяльная и истерическая, с преобладанием первой.
В данный момент эпизодическое обострение».

А вот, психиатр Растегаев не выявил «каких-либо психопатологических черт, указывающих на наличность душевного заболевания, ни из наблюдений, ни из бесед с Софьей Андреевной».
(Обычная, знаете ли вещь, одному мужику кажется, что баба эта – «слишком резвая, ненормальная,

какая-то, что ли…», а другой мужик считает, что

«баба – вполне себе:

эмоциональная и вообще…») То есть, вопрос о нормальности Софьи Андреевны не выяснен окончательно;

зато, точно известно, что сорок восемь лет, на протяжении семейной жизни, графиня Софья Андреевна, ради семьи постоянно жертвовала своими интересами, временем и здоровьем, и… (вот он результат, вот она награда)

восьмидесятидвухлетний Лев Николаевич бежал от неё из своего
собственного дома

в ночь с 27 на 28 октября 1910 года.
Супруге было оставлено письмо, в котором он благодарил за совместно прожитые годы и объяснял, что уходит не от жены, а от «Ясной Поляны»: «…Я НЕ МОГУ БОЛЕЕ ЖИТЬ В ТЕХ УСЛОВИЯХ РОСКОШИ, В КОТОРЫХ ЖИЛ».
Софья Андреевна пыталась утопиться в яснополянском пруду.

Её спасли. Она написала мужу: «Лёвочка, голубчик, вернись домой, спаси меня

от вторичного самоубийства».

Толстой ответствовал: «Может быть, те месяцы, какие нам осталось жить, важнее всех прожитых годов, и надо прожить их хорошо».
(Осмелюсь перевести сие сообщение на обыденный язык: «Ты загубила мои

лучшие годы, но теперь я поумнел и хочу другую жену и другую жизнь. Прощай!» Насчёт месяцев Лев Николаевич ошибся. Он прожил ещё 10 дней).
Ох, не торопитесь, господа хорошие,

скидывать бремя с шеи своей,

может статься, только оно вас

ещё и удерживает на свете этом.
Граф хотел раздать всё своё

имущество и отказаться от

гонораров за издание книг.
«А детки-то, Лёвушка! «Графьятки» маленькие, они, есть

хотят!» – возмутилась графиня.
Софья Андреевна считала, что отец не имеет права лишать её детей средств к существованию, она