Тот телефонный звонок разделил мою жизнь на «до» и «после». Я помню, как на мгновение замер весь мир. Мой взгляд застыл. А дальше – километры стертого паркета, прострация и желание выть от бессилия что-либо изменить. И беспредельная, зияющая пустота внутри. Как выжженая земля в овраге Сухой Балки 22 августа 2006 года…
Пусть ветер, пахнущий травой,
Развеет пыль с уснувших губ.
В далекой синей вышине
Взовьется смутный голос труб,
Проскачут всадники любви,
Закружат дикий хоровод.
Но в пепельных его зрачках
Не отразится небосвод,
Не снять печати забытья
С уставших теплых милых глаз.
И в волосы вплелась трава.
Он спит. Он ожидает нас.
Это неизбежно… С утратами в моем сердце образуются прорехи, которые уже никогда и никому не суждено заполнить. Ощущение, что ты как будто выхолощен, сердце словно ошпарено кипятком. Я долго прихожу в себя, латаю душу…
И вся вселенная
единым сгустком
осела в глубине души
и тяжело…
И вся бессмыслица,
трагедии от малой до великой
сжимают сердце
огненным кольцом
и мне не избежать…
Те люди, о ком я только что рассказала, и те, о ком еще расскажу, и даже те, о ком позволю себе умолчать – сформировали, сформулировали и отформатировали меня, повлияв на ключевые моменты биографии той Светланы Сургановой, которую теперь знаете вы.
Мысли… мысли —
мои ежесекундные
диалоги с космосом.
Лучший собеседник.
И нет никого. Ни меня,
ни собеседника как отдельных
единиц. Мы едины…
Мне кажется, Бог наделил меня способностью жалеть людей. Жалеть в старославянском смысле слова. У предков в Древней Руси не было принято говорить друг другу: «Я люблю тебя». Вместо этого употребляли глагол «жалити» или «жаловати», что означает – я желаю тебе всего самого хорошего, уважаю, чувствую, жалею тебя. Наверное, моя любовь как раз такого свойства. В силу возраста и опыта уже многие человеческие поступки хорошо понятны, я почти всем им могу найти, пусть не оправдание, но хотя бы объяснение. Если раньше какие-то поступки вызывали во мне негатив, то теперь их мотивы для меня ясны.
По соседству поэт что-то писал
на обрывке конверта.
Мне было хорошо с тобой! – кто-то
сказал, выходя за двери,
побудь еще – капризничал ребенок,
лежа в постели.
Встречи, объятия, поцелуи —
и все это всуе, где-то,
поверхностно, вскольз.
Люди устали кричать друг на друга,
а другие, но тоже люди – устали
все это воспринимать всерьез.
Я вдруг заметила, что люди для меня превращаются в «картинки с выставки», персонажи, образы. Чаще я просто наблюдаю за ними. Созерцательность – наименее травматичный путь во взаимоотношениях.
Мы не можем знать всего даже о хорошо знакомом человеке. У нас нет права друг друга судить, рубить с плеча категоричностью. Не стоит забывать, что у каждого своя интерпретация одного и того же события. Нам не всегда до конца известно, чем вызвано поведение человека в данной ситуации. Возможно, его вынудили обстоятельства. А узнав предысторию поступка, ты даже пожмешь человеку руку.
* * *
Диалог:
– Он плохой человек, поверь мне, я знаю его давно.
– Нет, он добрый и надежный, я думаю о нем лучше, чем ты, и поэтому я знаю о нем больше.
Если оставить человеку его право быть таким, какой он есть, собственные нервы будут целее. Мы же не осуждаем ромашку за ее желтую сердцевину и белые лепестки. Ведь иногда даже очень близкие люди начинают раздражать, и, как только мы включаем критику, настраиваемся на осуждение, все рушится. Конец любви, конец партнерству. Выключи критику, любуйся ромашкой! ☺
Как сказал Бродский: «Независимо от того, является человек писателем или читателем, задача его состоит в том, чтобы прожить свою собственную, а не навязанную извне, даже самым благородным образом выглядящую жизнь. Ибо она у каждого из нас только одна, и мы хорошо знаем, чем все это кончается».
По сути, люди – камикадзе. Каждый – смертник. Остается только любить и беречь друг друга, помня об этом.
* * *
Чем мы дорожим больше всего? – Уверенностью в другом.
Чем мы совсем не дорожим? – Уверенностью другого в нас самих.
Чего мы боимся? – Друг друга.
Читать дальше