Лия, вообще, росла не капризной. В войну дети быстро привыкали быть терпеливыми. Ближайшее бомбоубежище располагалось в подвале соседнего двора. Днем ли, ночью, когда надо было туда спускаться, молча вставала, одной рукой брала свою единственную уцелевшую тряпичную куклу, другой – мамину ладонь и шла. И так почти три года… Но вот по сей день не может выносить шума работающей бормашины и пылесоса, потому что эти звуки напоминают ей свист падающих бомб.
Истории мамы и бабушки о войне, о блокадном быте – одни из самых ярких впечатлений моих детских лет. Им было что мне рассказать! Как проходили их дни. Как часами выстаивали на морозе в очереди за хлебом, который хлебом-то сложно назвать, потому что это была зеленоватого цвета склизская масса – смесь опилок, травы и жмыха с грубопомольной мукой. Канализация не работала, отопления не было, водоснабжения и электричества тоже. Жили при лучине. Лампой служила керосинка, но разжигали ее нечасто. Она сильно чадила, да и керосин приходилось экономить. Печь заменяла буржуйка, которую растапливали паркетом и книгами. За водой ходили на Фонтанку, к 21-му дому, где и сейчас находится спуск с набережной. Это рядом с Аничковым мостом. Именно там зимой находилась прорубь. Сегодня я преодолеваю за десять-пятнадцать минут то расстояние, на которое мама и бабушка в своих походах за водой тратили полдня. И у меня сжимается сердце, когда я представляю, как они, голодные, обессиленные, коченея от стужи, брели по темным, изрытым бомбами улицам, с обледенелыми ведрами в руках, провожая глазами встречные саночки с замерзшими трупами.
Мама до сих пор не может читать книги и смотреть фильмы о блокаде. Всему написанному и снятому на эту тему она и ее семья были живыми свидетелями. Детское сознание навсегда запечатлело картину, как между их подворотней и гастрономом на углу со Звенигородской улицей стоял мужчина и жадно вгрызался в кусок сырого мяса, впервые за долгие месяцы завезенного в магазин. Сок и кровь вперемешку со слюной текли по его подбородку. А он рычал и плакал одновременно.
Нет ничего удивительного в том, что некоторые люди теряли достоинство и человеческий облик. Встречались и такие, кто жировал на чужой беде. Процветало мародерство. В блокаду вымирали целыми семьями. Жилье со всем добром пустовало. Случалось, что дворники и соседи разоряли квартиры умерших и ушедших на фронт. Всякое бывало… Зоя Михайловна рассказывала, как однажды у нее на глазах посреди улицы упал мужчина – потерял сознание, так к нему подбежал прохожий и начал прямо заживо отрезать куски плоти с бедер и ягодиц. Огромному риску в этом плане подвергались дети. Обезумевшие от голода люди убивали своих и подкарауливали чужих. Мама однажды чудом спаслась от людоедки… Зоя Михайловна, уйдя на работу и оставив Лиечку одну, неожиданно вернулась домой на минутку, тем самым спугнув непрошеную гостью.
Такие рассказы не могли не впечатлить! Помню, маленькой представляла себе все это и думала: смогла бы я вытерпеть такое?! Сохранила бы порядочность и человеческий облик в столь тяжелый период? Семья Сургановых, несмотря на все ужасы блокады, достойно переносила ее тяготы. Просто делали свое дело: мама с братом учились, а вечерами дежурили на крышах вместе с другими школьниками и тушили зажигалки, спасая город от пожаров. Леня и Лия были еще совсем детьми, но рано повзрослевшими. У них перед глазами был пример их мамы – Зои Михайловны, которая работала, помогала соседям, умудрялась поддерживать чистоту и порядок в квартире и еще находила силы шутить и подбадривать.
Попадая в пограничные жизненные ситуации, я мысленно возвращаюсь к тем историям, которые слышала от родителей. Они помогают справляться с собственными испытаниями, не терять веру, «не раскисать» и не опускать руки. Я всегда хотела быть достойной этих людей. Как дочь и внучка блокадниц, знаю цену фразы «лишь бы не было войны» и понимаю – вот где действительно были трудности. На таком фоне наши проблемы – это уже не проблемы.
Я чувствую свою генетическую связь с людьми, отстоявшими и сохранившими наш прекрасный город. Никогда не подам руки тем, кто говорит сегодня, что надо было сдать Ленинград фашистам. Если следовать логике таких разговоров: надо было и Москву сдавать, как когда-то еще Наполеону, и, вообще, с Гитлером не воевать… – «пили бы тогда немецкое пиво, закусывая колбасками», и остались бы одни «чистые арийцы»! Но тоталитаризм противоестественен самой природе. Когда одна нация или раса хочет убедить других в своей избранности и пытается господствовать, уничтожая неугодных, она не только попирает человеческие законы, а идет против самого мироустройства. Не зря же природой дано такое разнообразие! Величайшая красота заключена во множестве разновидностей – это общий закон, позволяющий существовать планете.
Читать дальше