Яков Полонский - Лунный свет

За ним ряды фабричных зданий,

Сушильня, кузница, две бани

Глядели окнами на двор;

Косую тень бросали трубы

На дерн покатого двора;

Из темной пасти их с утра

Выбрасывались дыма клубы,

Столбом тянулись в облака,

Потом на запад уходили

И там терялись в тучах пыли.

За банями текла река;

Там раздавался стук валька;

Фабричные белье там мыли;

Налево – шел сосновый лес,

А я под небольшой навес

Присел на пыльные ступеньки

Избы, что с краю деревеньки,

Где я в то время нанимал

Чулан с окном и сеновал.

Что вам сказать о сеновале?

Он был мой маленький эдем,

И что там было – и зачем

Туда сквозь кровлю мне мигали

Ночные звезды, говоря:

Ты, брат, блаженнее царя, —

Зачем ты полуночной тенью

Следил мой глаз – и отчего

У изголовья моего

Так пахло свежею сиренью? —

О, пусть перо мое молчит!

К чему дразнить мне аппетит,

Когда желудок мой набит

Непереваренным обедом?

Мне только следует сказать,

Что я княгине был соседом —

И мог старушку навещать.

Старушка к своему соседу

Хоть недоверчива была,

Однако иногда звала

Меня по праздникам к обеду;

Но рано утром никогда

Ни для варенья, ни для чтенья

Не получал я приглашенья.

А в это утро, господа,

Ее посланница кривая

Явилась вдруг передо мной,

Как будто лист перед травой.

– А! вы уж встали! Вишь какая

Погода! Птички как поют!..

Она болтать со мной пустилась

И наконец договорилась:

– Вас просят на десять минут

Пожаловать.

– Что это значит!

Уж не больна ли?

– Нет, все плачет…

_______

Княгиню я застал одну

В каком-то шлафоре, с букетом

Фиалок и в чепце, надетом

Немножко на сторону.

– Ну,

Любезный мой! – не осудите

Старуху – послужите ей,

– Все, что прикажете!

– Сходите

В Москву, мой милый. От моей

Княжны, вот видите ли, нету

Совсем известий. Я боюсь:

Он там сживет ее со свету…

Ей-богу толку не добьюсь…

Сходите, милый.

– Что ж, могу я…

Скажите…

Плача и тоскуя,

С лицом измятым, раза два

По комнате прошлась старуха:

У ней качалась голова,

У ней недоставало духа

Со мной беседовать…

– А вот.

Я дам вам адрес: он живет

Близ Курьих ножек… Вот… возьмите

Хоть это перышко… Пишите:

Дом Савиной – второй квартал…

Я взял перо; перо скрипело

И брызгало… Я записал…

– Вот видите – какое дело…

Чего я не могу постичь…

Но, впрочем, если Петр Ильич

Камков вас примет, то, быть может,

Расскажет вам. – Меня тревожит

Одно: не умер ли Камков?

Он был всю зиму нездоров;

Все кашлял – эдакое горе.

Спросите: – не было ли вскоре

После святой, как был Матвей,

Письма от дочери моей.

Пусть сходит справиться в конторе…

Мой друг, – утешьте вы меня —

Всю жизнь вам благодарна буду…

И вечером того же дня

Я шел Москвой. Не позабуду,

Как, после дождика с грозой,

Над Воробьевыми горами,

И над пустынными дворцами,

И над садами за рекой

Гас тихо вечер золотой; —

Как с теплотой боролся холод;

Как подрумянен был и молод

Маститый Кремль с его стеной…

Как горячо горели главы

Его соборов;.

Как были зелены бульвары;

Как там заманчиво в тени

Влюбленные гуляли пары

(Так мне казалось в оны дни);

Как пахло хлебом из пекарен, —

И помню я, как в тишине,

Из-за гардин, в одном окне,

Я услыхал: «Зайдите, барин…»

Я останавливался… и

Усталый, мокрый, весь в пыли,

Опять шагал, как некий странник,

Как тот, кому сам черт не брат,

И пробирался на Арбат.

_______

Фантазии наивный данник,

Я представлял себе, каков

Собою должен быть Камков.

Об нем уже молва блуждала

В той бедной, маленькой среде,

Которая благословляла

Зародыши талантов, – где

Авторитеты колебали,

И критику исподтишка

Не громко, но рукоплескали;

Смотреть ходили из райка

Мочалова, – передавали

Кольцова стих из уст в уста,

И в «Наблюдателе» искали

Стихов под литерой в.

Итак, об нем слыхал я прежде.

Я думал: гений и поэт —

Синонимы? и был в надежде,

Что славой он покроет свет,

Что на святой Руси он будет

Виднее солнца самого,

И мир, конечно, не забудет

Меня, как спутника его.

Я был настолько легковерен,

Настолько зелен был душой;

А потому и не намерен

Смеяться над моей весной

Почтенной публике в угоду.

(Пора оставить эту моду!)

Я и теперь, читатель мой,