Александр Ярославский - Бессмертие

Про блеск утопий в болоте быта,
Блестя, лукавит мой ломкий стих,
Тоска забита и смерть забыта
Тоска – корыто для тех, других…
Нам много надо! И лучше надо ль?
А дальше видно еще, еще.
Ломают стены, что б сбросить падаль,
Что б в лавке будней свершить расчет.
Приказчик смерти всегда неряшлив,
Приказчик смерти всегда сонлив,
Но скоро выйдут другие наши
– Светлей и жарче, чем солнц разлив!
И быдло будней и быта мусор
Пусть смерть, как дворник, скорей – в навоз!
От скользких истин, от взлетных вкусов
В величье вскинем хрустальный мост!

Плюнем разом
Критике в морду!
Степан Разин,
Плюнул бы так!
От душащих спазм
Будней аорту
Вскроем ножами
Буйных ватаг!
К чорту починки!
К чорту корыто!
Заново – солнце!
Заново – все!
Пусть сдыхают
Ассенизаторы быта –
Ими ли тронется
Будней серсо?!
Собакой сумеем
Вселенную вызлить,
Добрыней сумеем
Горыныча бить!
Готовьте сердец
Стосильные дизели
Спасать! Ненавидеть!
Любить!
По Миру густо
Пошлость размазана –
Смотри же, критик,
Смотри! –
Вот мы – потомки
Степана Разина
Сердцами –
В костер зари!
Ведь узел чудес
Сегодня развязан
И бунт перелетный
Стрельчат –
Когда говорят
Эдиссон и Разин,
Тогда идиоты
Молчат!

Мне, королю семи планет,
Немыслим в жизни звон отказа,
Мне непонятно слово «нет»,
Когда, как руль – высокий разум!
О, нерожденное дитя –
Мечта безумца Метерлинка,
Тебя живущие взростят
Из тины будничного рынка!
Восторг не обрывает роз,
Восторг всегда на подвиг взвихрен,
И если вы ушли в навоз,
То мной открылся синий выход.
И если в прошлом миллиард,
Исчез, погиб, как сонм несметный,
То пусть векам скандует бард,
Что жив король семипланетный.
Мне, королю семи планет
Немыслим в жизни звон отказа
– Взрываю к солнцу слово «нет»
Испепеляющим экстазом!

Кровь минут в жилах дня не застыла
И игольчато жадность звенит:
Почему же у губ моей милой
Тень запрета бесцельно следит?
Выйдет ласка в терновой короне,
Как смешной и хороший Христос –
Кто то новые слезы уронит
На усталости ветхий откос…
Эта жизнь, – точно лес многостволый, –
Навсегда хороша и пышна,
Если люди – шумливые пчелы
Наполняют свой улей до дна…
Ах, не нужно же больное трогать –
Ведь расчищена старая гать!
– Хорошо с миллионами в ногу,
Как солдату в парадах шагать!
Ведь дано же откуда то жить им
В плесках солнц и укусах чумы…
– Хочешь завтра безтрепетно выйдем,
С миллионами серых, и мы!

Время мерьте аршином!
Столько-то верст веков!
За шуршащим судьбы кринолином
Скрыт бессмертия пышный альков.
Сколько аршин осталось
Пройти мне по треку лет?
– Ты подымешь иль нет забрало,
Некто в сером, что-б дать ответ?
– Что же, выйду на жизни форум
Суетливой толпе прокричать,
Что со всех сокровеннейших формул
Уже сорвана кем то печать!
Только жизнь все-ж мила одна мне
Трехмерная, здесь, внизу…
Пусть мозги суетятся программней, –
Все же дни муравьями ползут!
Так ведь мало хотел Шершеневич:
Папирос и немножко любви –
Что-ж я лгу, будто я королевич,
Что-б из слов кренделей навить?!
Может я, средь людской мешанины
Также робок в делах своих –
Пристегиваю свои аршины
К миллионам метров чужих,
Чем же я, чем же я виноватей,
Вели в мире, залипшем в крови,
Я хочу трехмерных об'ятий
И трехмерной, простой любви!

Лиловой тканью зазмеился небосвод,
И синий мрак подпер щеку заката.
День, погребенный в мусоре зевот,
Обкраденным ушел аристократом.
Бледнела кумачовая щека
И вот уже, как будто для потехи,
Выходит ночь игриво пощелкать
И звездные и лунные орехи.
Громадный, темно-синий тусклый таз
Висит над миром тяжкий и далекий
Вчера с него струя дождливая лилась,
Как кухонные жирные потеки.
Как будто кто-то в небе небо мыл
И шваброй тер закопченые дали.
Как тысячи язвящих тонких пил,
Сейчас в оркестре скрипки раздражали.
Ансамбль любви, скажу на перечет,
Он страшно прост, несложен, и не тонок:
Я целовал и губы и плечо,
И был доволен, как весной – теленок…
И так всю ночь, до брезжущей зари –
Такой невинно – девственно – лиловой, –
Когда заря с зарею на пари
Готова снова день отметить новый.
Свежо немного… Головная боль,
Иду no улице раскидистой походкой,
В итоги счастья вписан лишний ноль
И дробен шаг нетвердый и нечеткий.
Грохочет деловито ломовой:
Уж слышен звон вокзального трамвая
И вот уж под завесой заревой
Раскинулась умытая Тверская.
Угрюмо раскрываю кошелек:
Сто пятьдесят, как раз; ну что-ж, чудесно! –
Сажусь в трамвай, звонок, потом толчек –
И еду спать к себе домой на Пресню.