За столом в гиацинтах – офицеры румыны…
Атакует блондинку щуплый юнкер в пенсне.
Ты в шуршащем тальере, но с душою ундины,
Над черемухой грезишь в экзотическом сне.
«Мы отправимся в Чили, – повторяешь ты тихо
И я буду рыбачкой, и ты будешь рыбак…»
И блестит, как надежда, вызывающе лихо
На ногтях твоих острых пламенеющий лак.
«Бунгало из гранита мы построим в долине,
И постель у нас будет из волнующих трав…
Как мы души расправим прямотой прямолиний!..
Мы отправимся в Чили… зов фантазии прав…»
Я молчу. Мне поэмно… Я в черемухотрансе,
И кафе завертелось карусельчатей сна…
Мы лишь в мае сменяем груз наук на романсы…
Анатомий не знает лишь чилийка-весна!
III
«Белая черемуха…
Купите! Купите!..»
И тонкие нити
Ползут по душе…
И в Мая тенета
Забросил вас кто-то,
Но вам не обидно,
Душа – как саше…
Душисто и пряно,
Душисто и тихо. –
Платочки эмоций,
В черемух саше!..
У океана,
Под снежности Грига
Душистые танцы в душе.
Май. 1918.
I.
Валы освирепелые
Взметают гривы белые
В далекую лазурь.
И с хохотом,
И грохотом,
С протяжно-медным рокотом
Бушует демон бурь. –
Седое море пенится…
Чуть миг – оно изменится
В сапфир и изумруд. –
И катится стремительно.
В безумьи упоительном,
Плетя узор причуд. –
А ветер льет рыдания,
Сгорая от желания
Слить с небом океан.
И мнится: небо клонится,
В пучины вод уронится;
Так крепок ураган!
Все море – арфа грозная,
Гирлянда белорозная
На изумруде струн.
Грудь арфы разрывается
И радостно рождается
Безумный бог – Тайфун. –
II.
В жажде ласки простирают волны руки, –
«Поласкай нас и забудь нас юный Бог!
После мига, пусть придут столетья муки,
Ах, упругие тиски мохнатых ног!..
В нашем море те же будни, те же страхи.
Те же страхи, что у жизни на земле –
Ах, позволь сорвать нам пенные рубахи
И отдаться каждой, влажной на скале…»
III.
Бог хохочет… Бог не хочет. – В дымных далях
Он заметил белый парус, парус белый –
И напрасно волны к ласкам увлекали –
Бог-Тайфун спешил туда, где парус белый…
Волны жадный бросались, как пантеры,
Но Тайфун лишь видел парус… парус белый…
Волны звали в изумрудные пещеры –
Но так робко бился, вился парус белый…
Парус белый над дымом
Заплясавшего моря. –
Как крыло херувима,
Как улыбка застывшего горя…
Как улыбка печали,
Превратившейся в лед. –
Белый парус из ладанной дали
Зовет и зовет.
IV.
Ах зовы паруса, ах, трепет паруса
Необычайный и несравнимый!..
Восторгов девственных воздушно-ярусы,
Виденье девушки почти любимой
Почти любимой, но недостигнутой
…На горизонте…
Ах белый парус желаньем выгнутый
На горизонте! –
V.
Но взбешенные волны ревнивы,
Белый парус они разорвали,
И пред богом вертясь шаловливо,
Смертным саваном счастья махали:
…Не хотел нас взять,
Влажных на скале…
Вот!..
И Тайфун улетел рыдать
К земле.
И поет:
Белый парусь… Тебя нет, парус белый!
Я стремился к тебе… Ты погиб. –
Ты погиб парус белый
Но я помню твой робкий изгиб. –
Словно плечи невесты дрожали
Под фатой,
В начале –
Не крича наготой…
Словно свадебный робкий сигнал
К ласке…
Умер финал
Нашей траурной сказки! –
Но я помню твой трепет,
Когда
Я летел к тебе. В скорби склепа
Он мне будет – звезда
Всегда. –
VI.
Тише море… Глуше втер… Даль светлее…
Замирает,
Доживает
Песня струн. –
И бледнея,
Цепенея,
Холодея
Умирает
С грезой рая
Бог-Тайфун.
Владивосток, Эгершельд. 15 сентября 1919 года.
Весенней Га, распускающимся лилиям-радостницам и бегониям, пугливо вздрагивающим у кровати больного поэта.
Бегонии – розово-белые хрупочки,
Девинок чахоточных яркорумянцы,
Как стая танцовщиц в коротеньких юбочках
Меж листьев затеяли грустные танцы.
Такие румяные, белые грустницы!..
Как будто сердца их обсыпаны пухом –
Как будто они не успели напудриться
И скрыли в снежинках горящее ухо.
И тихо. И нежно. И бело. И розово. –
Дрожание робкое розовых юбок…
А ночи дыханье как гибель угрозово
Бегониям страшно… Прижаться к кому-бы.
Читать дальше