Тао В.: Звезда безумия

Солнечный экстаз саранчи голодным безумием.

Вялые шторы процеживают зной, тесня полумрак

сонным балетом.

Я не знаю куда ушла мать, задернув полдень…

покрышки шелестят в наркотическом наречии цикад —

радиостанции выгружают мозги в океан безмолвия,

предпочитают бойню полету шмеля: божественна

улыбка твоего кота, Алиса – абрикосовый миндаль

десен, невидимая засмеявшаяся в ответ

Из семени сердца вырастает любовь.

Океанический щебет птиц в глубоком шоке ночи:

скоро вернусь из призрачного путешествия,

волшебные кости ноют в предчувствии

– Я в твоем сердце, дурачек, – сказала мать.

Индия Вселенной ухает бездной

…сэлфи манекена облепленное «лайками».

Сердечками поцелуев… звезды снижаются, словно НЛО

пикирующие с высоты – в точке взрыва распускается

алмазный букет

Заросшие дни – выше головы, ниже братьев моих.

Офелия с лилией в губах – невменяемая как смерть,

слоняющаяся в полях

– Картахена, – ореховыми зубами прогрыз

реальность. Крутя барабан револьвера как русский.

Натуральный спирт вместо крови: поднеси горящую

спичку и

…мертвая зыбь морей в черном шелесте бриза, чумы —

за их мульками не видно неба – бриз напоминает страз

разбитый безмолвием. Односторонняя туманность

небесной изморосью: мой каблук мягко надавил

на май, смял мысль, провалился в темя…

ночь: сидели на ее эшафоте

пульс точит психотонию тревоги, именем «Татьяна»

веет с полей… безупречная машина памяти,

на пластике кожи ослепляющие лайки блеска —

проститутка, ангельской наружности и тронутости

подонки – черные сливки общества …вот и вмазались

на полной скорости – застывшая кукла в огне: глаза

сухие, а руки… токсичная плоть затягивающая под

гланды – аромат ее смерти, который мы вдыхаем…

ее шепот невнятен:

пусть это останется между нами…

1

Ее глаза полны ртути. Сияния. Идем за этой звездой в лучах мегаполисов. Пульсирующий ветер в алмазных туманностях – хочется сжевать зубами живую звезду притягивающую с обелиска

Языки афиш в изнеженном воздухе набирали высоту, прятали тишину в комнатах, запертых на ключ. Обезумевший закат над городом – пульсирующий, безмолвный. Гарь воздуха блаженна… распахнутое окно: тронутые отблеском скулы, катастрофическая улыбка – твоя

Холодные отражения блуждают в зеркалах, словно призраки закинутые кислотой. Великолепные гости в ускользающей дымке. Я лег на пол, поближе к огню: голову опустив на лапы… Безжалостный друг кинжал, изнеженность тел в опустошенности бриза – сквозит разложением день рождения плоти. Покоем сонных лучей – на щеках, змеиных запястьях… переходишь туманности вброд, охотник за огнем и первыми поцелуями. Грустишь, не помня себя – тело дергается в возбужденных конвульсиях: рождающийся

Горящие такси, спокойная река проспекта в полумраке. Жирафы вытащили головы из песка, выгнули шеи: жертвенность водопадом ниспадающая на плечи. На последней остановке обменялись взглядами

Полдень залитый кощунством света. Паранойей. Зеркала стекали со стен, и духи струились в прикосновениях, шевелились листвой – в складках лета, затаив дыхание. Мир уснул в слабоумии, став тишиной… обелиском проткнувшим время

Осточертевшие облака, пыль. Магнитные полюса спокойствия. Меланхолия зреет в глазах, полях. Поэзия это собака потерявшая хозяина – чистая предсмертная тоска…

Одиночество реклам прогрызающее рассвет: лебеди пряли тишину в своем омуте, гуляли в парке дети – в моих сердцах мокрых от слез. Тишину тянуло время как резину. Трансформировало на всю страну: развоплощало… Звезда на площадях сияла – отчаянием (несло нас на окна – раскаянных ангелов)

Нас семьдесят. Пошли войной на Свет.

Пенсионеры пили пиво. Чахли на скамейках,

клумбах. Закрытые окна сияли: ждали сигнала, камня.

Я очнулся

от земли

пылали космические корабли

сторукое жало пожара грело плоть

2

Очертания полу-неба. Жгло плоть увечье, темнота овечья. Мысли-кролики, алкоголики. Растущее светило светило. Поле полное улыбок, памяти – Припять припадающая на одну ногу, к моим стопам. В небе гам: память зависла как коромысло. Сбился со счета рыбак, растерял ячейки – полное безрыбье в голове – гниющее светило светило, гнило. Холм и месяц двурогий. Гонец одноногий… вычерпывал месяц из лужи. Космический бриз холодил колени – брел сквозь туманности, вспоминая себя – жирафы выгнули шеи с небес