Алексей Баклан - На стране далече

Допустим, Париж в ноябре.
Допустим, Латинский квартал.
Каштаны в пожухлой коре…
Но с чем бы я там рифмовал
холодную горечь Невы,
шаверму, Московский вокзал,
пейзаж проржавевшей травы?
И Вас бы – к кому ревновал?

I
Возвращаешься в осень, в сырые стихи ни о чём,
в пятистопный анапест – подспорье плохого поэта,
в акварельные сумерки, в новости, что не прочтём,
в ощущение вечного сна и отсутствия лета.
Возвращаешься в город, никчёмный в своей суете,
как и сам ты никчёмен в своей барахольной обновке.
Cмотришь в лица как в окна и в лицах читаешь: не те,
и бредёшь под дождём до конечной пустой остановки.

II
Как будто жизнь проходит ради
несуществующей тетради
в несуществующем столе;
не в полусвете – в полутьме.
Как будто осенью пристало
смотреть немного с пьедестала,
распознавать кто враг, кто друг
внутри себя, а не вокруг.

III
Поздней осенью проще стареть
и, наверное, легче дышать:
как и день, сократится на треть
всё, чего вожделела душа.
Поздней осенью всё позади:
находи, вспоминай, сожалей.
Летний сад сиротливо гудит
сквозняком опустевших аллей.

Зима в начале кажется длиннее, покуда снег ещё не все аллеи
заполнил, сделав парк непроходимым, и воздух не застыл морозным дымом
над трубами промышленных построек, и на ботинках нет разводов соли.
Зима – пока предчувствие. Растоптан весь свежий лёд. Ещё открыты окна.
Но тускло, день за днём, уходит время. Колючий плед положен на колени.
Остатки солнца в треснувшей посуде, и кажется – весны уже не будет.

Вот декабрьского ветра полёт
никого никуда не зовёт.
На Каменноостровский проспект
вылезаешь как в каменный век.
Эту серую ватную муть
даже шпилем с крестом не проткнуть.
Недостроенной ели каркас.
День, начавшись, мигнул и погас.
Не сезон, не резон, не судьба.
Дождь последние листья слизал.
Увези меня, поезд метро,
на какой-нибудь там переход
в недра, вглубь, в лабиринты пустот,
чтобы не было этого вот.

Летит колючий снежный порошок,