Анатолий Гейнцельман: Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Сборники стихотворений. Том 1

Сверху облачный брокат.
Снизу черный, мокрый плат.
Пахнет сыростью могилы,
Пахнет молоком кобылы.
На распаханном обмежке
Пахнет шапкой сыроежки.
Нет охоты плесться с плугом
За конем печальным цугом.
Веры нет ни в плуг, ни в семя,
Язвы лечит только время:
Погребет под черной глыбой
Всё измученное дыбой.
Сам я – старый автомат
Меж шагающих шахмат.
Но мне дороги фигуры,
Как бы ни были понуры
Все они от страшных бед,
Как бы ни был сам я сед.
Я люблю твой мир, о Боже,
Как бы ни было похоже
Всё в нем на кромешный ад.
Может быть, и райский сад —
Лишь иллюзия поэта,
В сущности ж пустыня эта
Так пустынна с первых дней.
Поле. Лес горящих пней.
Стадо тощее овец.
Звезды. Кладбище. Конец.

Ветер воет. Шелюг гнется.
Золотой песок несется,
Засекая наши лозы,
Словно градовые грозы.
Морем стали кучегуры.
Тигровые всюду шкуры.
На мохнатом я киргизе
Через золотые ризы,
Завернувшись в плащ, плетусь,
Адским божествам молюсь.
Вдруг в развеянной лощине,
Как на Гольбейна картине,
Сгнившие совсем гроба:
Кости, ребра, черепа,
Как гигантские орехи,
Круглые глаза-прорехи,
Сатанинский вечный смех,
Что ни челюсть – смертный грех.
Подле медные кресты
Да Фелицы пятаки.
Всё Микулы-селянины,
Бурлаки или Каины,
Всё оратаи да воры,
Населявшие просторы
Эти двести лет назад,
До того, как ветер в ад
Превратил простор песчаный,
В край забытый, окаянный.
Всё, как крот, он перерыл…
Я плетусь среди могил.
Из гробов подъяли гады
Головы, как будто рады
Видеть мой усталый бег.
Но не вещий я Олег,
Жалить нет меня охоты.
Конь храпит, но без заботы
Золотой месит песок,
И на нем застыл седок.
Он меж этих черепов
Собственный свой ищет череп,
Словно он во тьме веков
Был растерзан лютым зверем
И зарыт здесь в ковыле,
В дикой девственной земле.
Прошлый день и настоящий,
Ничего не говорящий,
Это для него одно —
Только преисподней дно.

Бушевал угрюмый Понт.
В дымке вечной горизонт.
Колыхалась степь без меры,
Породившая Химеры.
В море паруса и чайки,
Над полями тучек стайки,
Море золотой пшеницы,
Жаворонки и Жар-Птицы.
На макушке мы кургана
Меж пахучего бурьяна
Смотрим на морские рифы,
Как сторожевые скифы.
Мы из неба синей чаши,
Мы из моря малахита,
Где забвение сокрыто,
Пьем безбрежности нектар.
Мир еще исполнен чар
В черноморской был пустыне.
И Отец о Блудном Сыне
Не забыл еще своем:
Он ему прислал подругу,
Чтоб украсить жизни фугу,
Милую, как летний день,
Верную, как ночи тень,
Мудрую, как райский Змий,
Гордую, как ритм стихий,
Нежную, как лепестки
Роз осенних у реки.
И она явилась в степи
Снять у Прометея цепи,
Коршуна согнать с души.
Посмотри, как хороши
Линии ее лица!
Эллинского нет резца,
Что стильнее бы камей
Врезал в розовый агат.
Здесь в кургане лишь лежат
Ей подобные дидрахмы,
Но тревожить царский прах мы
Станем ли, раз наяву
Я с камеею живу,
Раз и я могу порой,
Словно степь в объятьи неба,
Жить в лучах священных Феба.
Всё приемлет скорбный гений
Мой во имя сновидений,
Братьев Ангелов и бесов.
Освятила ты Одессы
Безоглядные поля,
Белый призрак корабля
Провела чрез яви ад
В край лазурных Симплегад!

Когда я думаю о звездах,
Незримые из глаз лучи,
Как вороненые мечи,
Чего-то ищут в мировых погостах
И связывают жалкий атом
Серебряною паутиной
С Создателя закатом
И с изумрудной тиной
Глубоких недр морских.
И беспокойный стих
Мой за великую считает честь
Тогда знакомство с Богом,
Чье мерное дыханье
Я чувствую в себе убогом.
И всё, всё мирозданье
Тогда во мне,
И в вещем сне
Тогда бушую
Я аллилуйю,
И Млечные Пути
По красному пути
Текут моих холодных вен,
И я не чувствую уж стен,
И я не чувствую корней:
Я – с кистью черной
Средь облачных теней
В пустыне горной
Угрюмый кипарис,
Я – снеговой нарцисс,
Глядящий в синий пруд.
И я совсем, совсем беспечно
Живу и слушаю леса
Шумящих черных хвой,
И в небеса
Гляжу, как черный обелиск,
И солнечный лучами диск
Меня живит.
И голоса,
Как звездный эремит,
Я слышу звонких сфер
И облачных химер.
И, как через кристалл галены,
Проходят чрез меня из пены
Рожденные мелодии,
И голоса я слышу отошедших,
Потусторонние, таинственные речи.
То грохот глетчера,
То волны полюса ледяного,
То волны тропика стеклянного,
И в пене я,
И в брызгах я,
И чайки крыльями
Меня касаются,
И тучи сегидильями
Меня стараются
Развеселить…
Порвалась нить
С реальностью,
И я своей зеркальностью
Весь отражаю Хаос,
Не пряча головы, как страус.
Я зыбкая трава,
Я атом божества.
Я цветик синенький во сне,
Я паутина на окне
Забытого за облаками храма,
Я золотая рама,
В которую природу-мать
Ты можешь навсегда вписать,
Седьмую лишь сорви печать…