Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Сборники стихотворений. Том 1

Зыбучий, раскаленный, желтый
Вокруг меня везде песок…
Мотор рассыпался и болты.
Как перст кровавый, одинок

Я между этих волн песчаных.
Верблюд двугорбый мой погиб,
Друзей на трупах бездыханных
Гиен паршивых вырос гриб.

Вдруг впереди фата-моргана:
Оазис с кущей пышных пальм,
Ручей пленительней органа
И голоса блаженных альм.

Виденье легких райских гурий,
Склоняющих к устам кувшин,
И белый минарет в лазури,
И на балконе муэдзин.

До рая тысяча шагов лишь,
Рукой засохшею подать,
На белой раскаленной кровле
Сестра, быть может, или мать…

И я шагнул сперва невольно
На зыбкий, золотой бугор,
Потом в груди вдруг стало больно,
И опустился грустно взор.

Там люди, там людские козни,
Людские лживые слова,
А час теперь уж слишком поздний,
Прозрела за ночь голова.

Мне не уйти уж из пустыни,
Свобода там лишь, где один
С собой я, голубой и синий,
Забытый всеми Божий Сын.

И обошел я тот оазис,
Как все другие обходил,
Ведь я словесный лишь Амадис,
Крылатый конь мой без удил!

Есть озеро лазурное в раю,
В нем нерожденные живут младенцы,
Что ожидают маменьку свою
С рубашечкой на белом полотенце.

Есть озеро кровавое в аду:
В нем также нерожденные младенцы,
Что ожидают страшную судьбу,
Что выкинет для них свое коленце.

Рождаются из озера в раю
Великие поэты и пророки
И навевают баюшки-баю
На времена лихие и на сроки.

Рождаются из озера в аду
Завоеватели и супостаты,
И Страшному обречены Суду,
И будут на века веков прокляты.

Два аиста живут на тех озерах,
Один, как снег, с ногами из коралла,
Другой, как смоль, с рубинами во взоре
И с желтым клювом, словно из опала.

И белый аист в мир несет поэтов
Мечтательных по три на каждый век,
А черный аист в мир несет атлетов
Воителей, чтоб плакал человек.

Доколе ж будут два гонца крылатых
Носить младенцев этих к матерям?
Как будто бы в блаженных и в проклятых
Есть тайный смысл какой-нибудь и впрямь?

Доколь кружиться будут эти земли
И не потухнут очи двух озер,
Доколь не рухнут хижины и кремли, —
Не прекратятся святость и позор.

Как иереи золотые,
Крестным вьющиеся ходом,
Ярким солнцем облитые,
Меж задумчивым народом,
Нежные стоят платаны
Вдоль засохнувшей речонки.
Тучи, белые гитаны,
Шелковые рубашонки
Тихо розовым коленом
Продвигая, пляшут в небе.
Тени ползают по стенам,
Словно грешники в Эребе.
Всё убого, лишь платаны
В облаченья золотые,
Как иереи, все убраны,
Как церковные святые.
Нищие под ними ходят
Озабоченные люди,
Споры всякие заводят
Об обогащенья чуде.
Но древесные иереи
О нужде такой не знают
В неба синей галерее
И червонцы оброняют,
Полновесные цехины,
Кипы красных ассигнаций,
Радужных листов лавины,
Словно в утро коронаций.
И летят они по ветру,
Как крестовые галеры,
И на спящую Деметру
Смотрят сонно кавалеры.
Серебро горит доспехов,
Рыцарей Христовых очи.
Много падает орехов
С веток, жаждя зимней ночи.
Золото, куда ни глянешь,
Красное, как кровь заката,
Собирая, не устанешь,
Не пойдешь войной на брата:
Это золото поэта,
Золото для живописца,
Для афонского аскета,
Для нагого бескорыстца.
Этим золотом богаты,
Без одежды, без сапог,
Мы, спешащие в палаты,
Где живой сокрылся Бог.

Я иду тропинкой узкой,
Заячьей иду тропой,
Разговаривая с кузькой,
Что упорно, как слепой,
Лезет в колосок пшеницы.
Меж колосьев слышны птицы,
Жаворонки, перепелки,
Голоса острей иголки.
Гнезда на корнях пырея
Как клобук архиерея.
На обмежке сонный уж
Греется меж ярких луж.
Ни жилья, ни человека,
Словно мир на склоне века:
Я один лишь уцелел,
Смерть уже переболел
И теперь на Страшный Суд
Должен шествовать к Судье,
Схороня свой дар под спуд
В страшной мировой беде.
Но Господь меня простит,
Где-нибудь уж приютит:
Ведь я ветру песни пел,
Ведь с волнами свирепел,
Ведь ужам и алым розам,
Ласточкам и умным козам
Много сказочек сложил
И с креста благословил
Всё страдавшее в природе,
Хоть то было и не в моде.
Но теперь я не спешу,
Ведь я больше не грешу.
В Божий я влюбился мир,
Где теперь навеки пир,
Где один с собою я,
В самом центре бытия.