Алексей Афанасьев: Край березовых чудес

Вот мой дом, и в нем отдыхает мой дух —
В небесах, овеянных славою,
На ветру, играющем травами,
Водит стадо пастух…

Утренней порой
На реке оке
Свет лежит косой
На сыром песке,

Ветер где-то спит,
На траве роса,
Гладь воды дрожит,
Глядя в небеса;

Тают облака,
Впереди жара…
Страсть как коротка
Летняя пора!..

За рекой Окой
Зелена земля.
Манят тишиной
Дальние поля.

Я давно не сплю.
Вздрогнув, может быть,
В воду наступлю,
Чтобы вдаль уплыть!

Рассвело. Дом вдали, а дорога – в тумане,
И Кавказские горы исчезли в пространстве.
Будто бы – край земли, и за край этот тянет,
Будто нет ничего в затяжном постоянстве.

Будто солнце не ходит вдали над горами,
Будто свет зародился в белесом просторе,
Будто горы – не горы, а мифы над нами
Сходят вдаль, в легендарное черное море.

Будто кто-то придумал Кавказ: и пещеры,
И крутые, гремучие, зябкие речки,
И уступы, и осыпи, и пути лугощвые,
Где вдали привиденьями бродят овечки…

Зависли серые туманы,
Застыла мутная природа,
Вверху сереет оловянный
Осенний купол небосвода.

Застыли, серы и мокры,
Кругом московские дворы,

Застыли сморщенные лица
На проходящих головах
И влага в грустных их чертах
Чуть-чуть по капельке струится

Застыла, призрачно шурша,
Моя зеленая аллея,
И с мокрых веток, как душа,
Слетают листья, не желтея…

Дремлет Матушка-Русь в заколдованном круге
Заспались и поникли верхушки берез.
Здесь дороги – разбиты и сказочно глухи,
И ручей не журчащий течет за откос.

Облака набегут, как слеза навернется,
Дождь ударит в асфальт, как разбитый хрусталь!
Но безмолвием полным на стук отзовется
За прозрачной завесой уснувшая даль.

Крыши и дворы
Серые и белые,
Сонные от жары
Люди осточертелые.

Низкий машинный хрип,
Тяжкий кувалдный луп;
Легкие ветки лип,
Грубые складки губ…

Гомон и грай ворон,
Битый асфальт в пыли,
Вытоптанный газон,
Ржавый настой земли,

Желтый небесный свет,
Свежесть весенних луж,
Запах пропавших лет
И унесенных душ…

Дорога темна и пуста,
Земля по краям пустая.
Вот эта вся пустота —
Россия моя родная.

За годом год и за веком век,
За вёрстами – километры,
Пустое молчание, дождь и снег
И северные ветры…

Небо молчит и молчит земля
И вдруг в темноте былинной
Как нежить летит через поля
На шабаш в Москву машина.

Ты мне не пара, золотая степь,
Я – сын лесов, бог шума крон зеленых,
Я – тихий зов, шероховатый кров,
Простор обжитый и овеществленный

Ты мне не пара, выжженный простор,
Седое поле, призрачная воля!
Неизгладимый тракторный узор —
Бескрайний вздор распаханного поля!

В нем – жуть. А я бесцельно жажду жить,
Я жгу огни, я мглою расстилаюсь,
Я слушаю, забывшись, щебет птиц
И в тишину, как в воду окунаюсь.

Я – сладкий стон березовых стволов,
Я – легкий дух рассыпчатого праха,
Я – молвь веков, Я – белизна снегов,
Я – дальний путь без устали и страха!

Волга – матушка река,
Даль – не обозри!
Глубока и широка
Даже у Твери.

Простираются боры
Посреди болот,
Промышляют комары,
Слепень достает.

На пологих берегах
Мирно, широко
В унавоженных лугах
Зреет молоко.

На картошке с кое-чем
Держится народ
Без каких-нибудь проблем
Уж который год.

Солнце смотрит свысока.
Лето. Полдень. Зной.
Здесь готов прожить века,
Только – не зимой!

Двор в объятиях покоя,
Дивно стелется снежок.
Над бессонною Москвою
Затуманил небо Бог.

Хлопья белою завесой
Мерно движутся с небес.
Просветленный и белесый
Город сам в себе исчез.