Александр Власов - Катрены

И незачем упрашивать Его.

Когда ж Отцу прошения потребны,

Почувствовать услышанными те,

Что вряд ли многословию враждебны —

Скорей шаблону, личной немоте.

Как ясное стекло, она блистала,

Но, кажется, я сердце ей разбил —

И женщина всерьёз опасной стала,

Под стать осколку, страшному для жил.

Отныне мне стремиться лучше мимо,

Не стоит обращаться всуе к ней:

Стекло теперь острейшее в ней зримо,

Которому не сделаться нежней.

Непоправимый здесь я вижу случай,

Не даст и время больше ничего:

Пустой надеждой зря души не мучай,

Не выходи на злое существо.

О Боге в этой книге разговоры,

Но слышится другое невзначай:

Не верь Его сердцам и договоры

С их избранной семьёй не заключай.

Ведь, этому упрёка не вменяя,

Даётся подтверждение поднесь,

Их явные три свойства сохраняя —

Коварство, бессердечие и спесь.

Едва ли можно полностью таиться,

Свой дух имея резким искони.

Какими были прежде эти лица,

Такими предстают и в наши дни.

Святой касался праха поневоле,

Скончавшихся преступно хороня,

Которых от очей бросали в поле,

Зверьё на пирование маня.

С лихвой проделал он упокоений,

Лишь только сердце слушая своё,

Не слушая честных установлений,

Что ведало давнишнее житьё.

Наверно, осквернительного знака

Страшился тоже, действуя в тиши.

Нормальный страх его не мог, однако,

Владеть им ощутительней души.

Дрожать им от военной нашей силы,

Но средств их опасаться надо нам:

Им исстари не зря коварства милы —

Не всем иметь указанный бальзам.

Учтиво договоры соблюдая,

Семье вралей поверим если мы,

Не даст успеха сила войсковая,

Спасения не даст от полной тьмы.

Не с ними помышлять о благородстве,

Коварствовать и мы должны смелей:

Кто верит им ещё в своём юродстве,

Тех обведёт опять игра вралей.

Больную у кровати раздевая,

Повысил я внимание своё,

На слове, что крушится дорогая,

Когда вперяют око на неё.

Не мог осилить я головоломку,

Чей взор исторг из уст её хулу,

Серчала же моя на незнакомку,

Сидящую поблизости в углу.

Пытаемая мало отвечала:

Не по сердцу другая болтовня,

Голубка, как могла, не замечала

Души, незримой только для меня.

Во множестве взаимных обвинений

И люди правы были, и Святой.

Обманывал Он – это вне сомнений —

Что кодекс их исполнит основной.

Все кодекс отвергали не случайно:

С душой законы были не в ладу.

Народ их обходил, однако, тайно,

Тогда как Он – открыто, на виду.

Но молвил, избегая кары лютой,

О верности завету без конца,

Страшась апологетики надутой

Отнюдь не милосердного Творца.

Поблизости мелькала беспечально,

Как будто брак опять угоден ей.

Звучала брань её ненатурально,

Звучала песнь отрадно, как ручей.

В удобную минуту суматошно

Бросаются на лакомство своё —

Припал и прежний к ней, забыв оплошно,

Что вычеркнул из помыслов её.

Но вырвались из рук её коленки,

Ни с чем ушёл унизившийся с ней

На бедствие своей самооценки,

На торжество противницы своей.

Несущим это Слово льщусь я тоже

Прочесть его отдельные места,

Чтоб их экстаз увидеть, если всё же

Надежда на такое не пуста.

Нет, этого не хочется мне видеть,

Я знаю, сомневаться ни к чему:

Кого необходимо ненавидеть,

Являют уважение тому.

По тексту книги будто бы священной

Вас учат извращению вещей,

Патетике для мерзости презренной

При глухости к обилию скорбей.

Промолвилось устами сумасброда,

Покровы распахнула чтоб она.

Наружу не давал он ей прохода,

Но речь его, казалось, ей нужна.

Расстёгнутой прошла к окну безгласно.

Стояла к умолявшему спиной,