Юрий Кузнецов - Русский узел. Стихотворения и поэмы

Стонало море. Птицы, целиком
Мерцая, пронеслись над маяком.
Над полосой бегущих с моря волн,
Где врач блуждал, идущей бури полн;
Раскинув руки, на песок упал
И только слово «змеи» написал.
А волны, закипая на бегу,
Грозились смыть следы на берегу…

Вот что я знаю. Более сего
Я не прибавлю миру ничего.

Брызги с моря. Забытые виды.
Остановишься в темной тоске.
Все следы, даже старые, смыты,
Гаснет пена на мокром песке.

Только ветер гуляет от веку,
Только волны взрывают песок.
Даже плюнуть нельзя человеку,
Отсечет ему ухо плевок.

В эту пору мелькнул на деревне
Книжный червь — человек городской
И поведал о спящей царевне,
Что выходит из пены морской.

— На деревне дурак заведется,
А на море морской дурачок.
Грянет гром — и царевна проснется, —
Так сказал и шмыгнул — и молчок.

И завелся тотчас на деревне
Сирота — человек никакой.
Он свихнулся на спящей царевне,
Что выходит из пены морской.

Вечерами, когда над простором
Ведьма в ступе летит на луну,
На коленях стоял перед морем
И кричал: «Выходи!» — на волну.

Натаскал он на море собаку
И бродил начеку допоздна.
По его угорелому знаку
Прямо в волны бросалась она.

Дни и звезды текли одиноко,
Только пену пустыня несла.
Иногда выносила собака
То звезду, то обломок весла.

Грянул гром — не твои вороные
Пронеслись до окольной воды.
Чох-машина! Колеса стальные
Поперек оставляют следы.

Глянешь с морды — в отсутствие вводит,
Глянешь с тылу — того мудреней,
А внутри ум за разум заходит —
Чох летит через десять морей!

И «ура» завопил на деревне
Сирота — человек никакой.
И тотчас позабыл о царевне,
Что выходит из пены морской.

С диким лаем собака носилась
Вкруг машины, сужая круги.
— Запирайтесь! Собака взбесилась!
Божья кара за наши грехи!

Встал дурак на высокую сопку,
Одолжил у соседа ружье.
Опрокинул для верности стопку:
«У, собака!» И встретил ее!

Пена бездны из пасти светилась…
Сумасшедший на улице пел,
Как из бешеной пасти явилась
Афродита…
А он не успел!

Не тоскуй по царевне, пехота!
Не пыли на крутом бережке.
Капитан угорелого флота
Приволок ее в старом мешке.

На два стона сосна раскололась,
На два звона — ни свет ни заря.
Он услышал надтреснутый голос:
— Выходи, окаянная фря!

Пал с угора он поступом скорым:
Не старик ли на пенной гряде
С разговором стоит перед морем
И грозит кулаками воде?

— Наигрались мы в детские прятки,
Сорок лет разгонял я туман.
Выходи! Я спалил твои тряпки.
Выходи! — повторил капитан.

— За кого? —
Капитан улыбнулся:
— Вот мешок, коли случай такой. —
И от моря лицом отвернулся,
Старика заслоняя собой.

Но в скале перед ним отразилась
Даль морская до самой звезды,
И нагая богиня явилась
Из струящейся в пену воды.

Все старик, извернувшись, увидел,
Все припомнил и разом забыл.
Вот кого он любил-ненавидел
И на ком свою душу сгубил!

Пойте, пойте, ракушки пустые,
Что лежите в дырявом мешке!
Пойте, пойте про дни золотые
На чужом и родном бережке!

— Не вертись, коли сердце не радо! —
Заскрипел капитан как пила,
Не сводя угорелого взгляда
Со скалы: вот она подошла.

Как заря, ее тело светилось.
— Человек, на меня не смотри! —
Вот шагнула в мешок. Опустилась.
И забрезжил мешок изнутри.

И запели ракушки пустые
Про богиню в дырявом мешке,
Про веселые дни золотые
На чужом и родном бережке…

Подступают, бывало, хозяйки,
Осторожный прибрежный народ:
— Расскажи нам, старик, без утайки,
Много ль горя она принесет?

Отвечает старик горемычник,
Что на солнце сидит у ворот:
— А ее задержал пограничник,
Показания, сволочь, дает…

Брызги с моря. Забытые виды.
Остановишься в тайной тоске.
Все следы, даже свежие, смыты.
Гаснет пена на мокром песке.