И скрип размеренный уключин,
И всплески лёгкие весла,
Следы в песке речных излучин —
То мать ведро домой несла.
Здесь дым костра, ухи навары,
Соседей дружная родня,
И разговоры «тары-бары» —
Всё это «родина моя»…
У юрты как-то мой отец остановил машину.
В халатике раскосая нерусская «авай»
«Экии, – сказала, подала соленый крепко чай.
(Я с нею познакомилась, пока меняли шину).
Среди ровесников нашла себе я двух подруг
С глазами словно спелая черемуха в лесу,
Веселых глаз лукавинкой похожи на лису.
В лицо мне смехом брызгали и звали с собой в круг.
Одну там звали Алдын-кыс, другую просто Ира.
Тогда «авай» столы накрыла.
«Буржуйка» в юрте той дымила.
Старуха трубочку курила…
А я тогда подумала: должно быть «трубка мира».
Там четверо носилось встревоженных коней,
И степь была бескрайнею – из ковыля и рос-,
В зените знойном плавился небесный купорос…
И все тонуло в памяти на много лет и дней.
И лошадей пугали тех, как будто невзначай.
За табунками бегая, брыкливей жеребят.
Из смуглых рук «авай», что мать была девчат!
Как запашист и вкусен был соленый крепко чай!
Как только весна землю тронет руками,
Как только сорвется с сосульки капель,
Багульник на гребне скалы зацветает…
А значит, в судьбе моей снова апрель!
Как только разбухнет земля под ногами
И степь обольется парным «молоком»,
Сиреневый сполох багульника тает…
Он отдал свое. Он был первым звонком.
– Сестренка, дождик, дождик!
Кричу, сестренку тормоша. —
Дождинки на ресницах,
Погода хороша!
Дождинки на ресницах
И платье не отжать,
Промокли мы до нитки,
К крыльцу не добежать.
С сестрой бежим мы к дому,
А дождь звенит струной,
Бежим и ловим капли
Ладошками с водой.
И радуги окружной
На небе мы не ждем.
Быстрей бежим по лужам
И пляшем под дождем!
Стою на каменистом
На голом берегу.
Стою, и с длинной удочкой
Удачу стерегу.
Несется беспокойная
Стремнина бирюзы
В ней с солнечными пятнами
Играют хариусы.
У края волны тычутся
В резиновый сапог,
И струи с шумом ломятся
И пенятся у ног.
А в это утро раннее
Пустынных нету мест,
Оделит, приласкает
Всех шумный Элегест.
И солнце опустило,
Как удочки лучи,
Поймать что-либо хочешь?!
Так лучше помолчи…
В надежде на удачу
На солнце я пекусь,
Награду за терпенье
Должно быть я дождусь.
Вдруг натянуло леску
И так рванул крючок!
Что я упала в воду,
Запнувшись за сучок.
И с рюкзаком и удочкой
Я на воде кружусь,
До самой ближней отмели
Стремительно несусь.
Вслед посмотрел насмешливо
И весело отец:
– Умело ловишь рыбку ты,
Ну, дочка, молодец!
Всю рыбу распугала,
Эх, горе ты, рыбак!
Сказал, в карман запрятал
Заветный свой табак.
А вечером, когда туман
Окутал островки,
Все рыбаки попрятали
Куда-то поплавки.
Где ночь сгущала тени
В неясные комки
Рыбацкие искрились
Горячие дымки.
Мне пламя скоро высушит
Рюкзак, что так промок.
Жаль на поймала рыбу я,
Должно быть это рок…
Молчун-отец расхвастался,
Остановить нет сил,
Каких он крупных хариусов
На Сайлыке ловил…
Мне тихо-тихо клонится
В дремоту и покой,
Дымок костра кружится
Над сонною рекой.
А до утра разбуженный
Порог все грохотал,
Он над моей «удачею»
Должно быть хохотал…
Валуны,
коряги,
щебень…
галечное дно.
И студёными ветрами всё обнажено.
Сухой САйлык.
Холодрыга.
Утренний дубак.
Впереди спина маячит.
Не догнать никак.
Здесь от холода, наверно,
сдохли комары,
Нам дойти до места надо
до дневной жары…
Сквозь туман густой чернеет
вековой кедрач,
Шаркает о каменюги
старенький кирзач.
Мой отец сохатым скачет
где-то впереди…
А мне горькая обида сердце бередит:
Мне, да с хворыми ногами,
галечник-валун!
А он чешет без оглядки
и сопит – молчун.
И ни капельки вниманья
на скупой скулёж.
Мне, малОй, ползти по щебню
стало невтерпёж.
Вот опять отец в отрыве.
Я ползу одна.
Меж стволов едва мелькает
узкая спина.
Мне бы к ней сейчас прижаться
мокрою щекой…
Пожалел бы хоть, погладил
жилистой рукой!
Но опять, недостижимый,
скачет в полумрак.
Где ты, кепка – шестиклинка?
Где тугой рюкзак?
Вот стоит он терпеливо,
за скалою ждёт,
И ни брани, ни упрёка.
Сопли не утрёт.
Подождал и скорым шагом
берегом опять,
Я за ним. Отцова дочка!
Стыдно отставать!..
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу