Римид Нигачрок: Стихи. Избранное, том 3

А что за праздник нынче, Галя?
Вчера вино военные достали,
Цистерну ночью ловко вскрыли,
Мы их, как сделать, научили.
Канистру вот сержант принес.
Налить, братишка? Не вопрос.
Ну как?.. Вино какое-то густое.
Так концентрат. А пить-то стоит?
Вторые сутки пьем – живые!
Ну, гости наши дорогие!
Хочу я выпить за военных…

Всплыла случайно эта сцена,
Иль нет, не знаю, но Хабзас
Я посещал не в первый раз,
И каждый раз я видел – пьют,
Не мне вершить за Бога суд,
Коль пью, то есть на то причины.
Привычно, если пьет мужчина,
Но если женщина – беда!..

Я приезжал лет пять сюда,
Иван, муж Гали, работящий,
Что пригодится, в дом притащит,
Сарай и баня, огород —
Всё он, придумал наперед,
Как воду к дому подвести,
От речки желобом пустить
В пруд небольшой и огород.
Сестра, подумал, заживет
С таким хозяином прилично,
Кроме свинарника есть птичник,
И соток пять сплошной клубники,
Кроме картофельного поля.
Не раз хвалил Ивана Толик,
Мой брат, его за ум и труд.
И если так дела пойдут,
За пару лет разбогатеют.

Но видно черт стоял за нею:
Сестра под вечер уж пьяна.
Ворчал Иван: Ты, что, жена,
С какого пьёшь ты перепуга?!
Ведь дочка малая, подруга,
Не молоко пьет из груди,
А смесь его с вином, поди.
Добром, берясь увещевать,
Немного проку: Ты же мать,
Хозяйка в доме ведь, жена…
Смолчит, а вечером пьяна.

И за ночь прахам всё пошло.
Она напилась, как назло,
Пожар, и дом, сама сгорела.
Нашли под утро в углях тело…
Иван с тоски себя сгубил —
Семь лет со злобой водку пил.

Не с прямой головой смотрю в мир я открыто,
А склоненной, невольно глядящий под ноги,
Толи стыдно признаться, что жизнью побитый:
Невеселый, печален ли в грусти, ли строгий.

Боль душевная стала физической болью
Для того, чтоб чувствительность сгладить,
Телу нужно помочь – не жалеть и не холить,
Но прощеньем себя, не просить Бога ради

Смерти легкой во сне, или доли послаще,
Детство, юность, мол, только они виноваты,
Груз ошибок с тех пор шея гнутая тащит,
Или старость винить за одни лишь утраты.

Вот и молодость страсти свои не жалела,
Любовь, изливая направо, налево беспечно,

И брала, что могла, но не то, что хотела,
И спешила не там, и ждала что-то вечно.

И не вдаль, шея свесилась, в ноги глядеть,
Будто там обретет своё падшее счастье:
Потускневшее золото, бронзу иль медь,
С сердца вынуто разве не собственной властью?

Солнце светит с небес, чтобы люди смогли
Мир чудесный увидеть и в нем себя лучше,
Что искать ничего и не надо в пыли,
А вобрать, как любовь с сердце, лучик.

В тот же миг он и шею распрямит, и спину,
Распахнет всей душою глаза восхищенья.
Точно так же и я свои тяжести скину,
Встану в рост, задышу с облегченьем.

Засыпная изба, шесть на восемь, и печь,
Типа русской, в середке – громадой.
На морозе продрог, если, можно прилечь
Хоть втроем, и тесниться не надо.

Палку-конь оседлав, нарезая круги,
Я скачу и скачу вокруг печки в атаку,
На пути табурет, слышу звон кочерги,
Мне смешно, хоть и хочется плакать:

На коленке синяк, и заноза в ладонь,
Ну и пусть – я врагов победитель.
Печка дышит теплом, догорает огонь,
И меня, я на ней уже сплю, не ищите…

Явился я, спрошу, на этот свет,
Чтоб доказать, есть свет другой?
И да, ответ мой будет, нет,
Не помню, сердцу дорогой.

Довольно было бы признать,
Что человек не однозначен,
Плоть создадут отец и мать,
А дух с душой придут иначе.

Их мир для нас потусторонний,
Подобен нашему, незримый,
Там вечен дух, здесь плоть хороним,
Жить в двух мирах необходимость.

Пока не станет он нейтрален,
Достроит все свои структуры,
Ему покоя нет в астрале,
Продолжит он земные туры.

И если духу все-таки потребно
Входить на время в плоть земную,
Не оттого ль, что не имеет небо
К развитью школу практики такую.

Вокруг да около вращенье
Одних и тех же тем затертых,
Былым и смертью воздух спертый,
Приход, уход и возвращенье.
Сам говорил, что мир раздвинул
В бескрайность, там, боюсь, и сгину.