Федор Метлицкий: Родина всех. Сборник стихов

Раскололось мое застывшее,
Устоявшейся жизни склероз.
В споры авангардистов я вышел —
В молодых художников рост.
Я не знал, что пивные кружки,
Современной воблы хвосты
В измерениях новых кружат —
Школ фламандских неведомых стиль.
Ощутил бытия вибрацию,
Тайной мира пронизан вдруг —
Музыкальными волнами радио
И разложенным спектром наук.
Я разбил тягомотину нормы:
Как смешались знамена, слова!
Всем осколкам клише неспорных
В новизне мировой уплывать.
Оторвался от тяготения —
Слишком вольная ощупь форм,
Слишком тонкие красок сплетения…
Масса зрителей – злится хором.
То ли вся – в сплошняком пейзажах
Личных, бедных уходов-свобод,
Глаз ли фотографично посажен,
К лени озираний зовет.
То ль зеркальные отражения —
Простота застывшей души,
То ль порыв душевных движений
В ритмах нормы легче глушить.
Мне абсурд – обновлений тайна,
Им – лишь к разрушению шаг.
Призывает к расстрелу, казни,
Потеряв опору, душа.

Как долго жизнь была в глухих провинциях
Истории, не зная, что уже
Расколот медальон стихов прилизанных
И в центре мира – судорожный жест.
Не темные полотна старых болей,
Что бьются в перспективе линз глазных,
А странные свечения на воле
И ярко – первозданных красок вспых!
Какая боль – не видеть первой веры
В провинции истории, где я
Брюзжал так долго у открытой двери,
Не знал, чем жить мне, потеряв тебя.

Тих небосвод в прозрачной нежной дали,
Густеет космос в глуби синевой.
И вдруг – удар органа первозданный,
Из центра боли – фейерверк цветной!
Смерч нестерпимых красок страшен, странен —
Порочный город гибнет, напряжен?
Мелодия выводит хрупкий танец
Двух зайчиков – тончайших линий стон.
Какая жажда в нас соединенья
Со звуком – цвета и движенья форм,
И с бытием – души, его творенья,
Как гибельна раздельность наша в нем!
Лучами в тьме просквожены глубины
В зеленом мхе и золотой парче.
Швыряет джаз разрядов ритм – зачем?
Какие там миры, где мы едины?

До вечера проходит время быстрое —
Дел нерешенных, нервных, и без сдвига,
И – я открыт милейшим бескорыстиям
О древнерусской живописи книги.
Там открывают воздуха санкири
И панагий заветные даренья,
И я в златом и не погибшем мире,
Не выжженным татарским злом забвенья.
Что в древнем торжестве литого золота
Таким освобождением – на душу?
Как будто жизнь в нем светит не расколото,
И потому сейчас он мне так нужен

Эта искренность сердца, себя утомившего
В отметании вечном неясности, лжи, —
Говорит об искании века не бывшего,
Открывает родное, дарящее жизнь.
Чую душу нацмена, хитрым прослывшего,
В плаче по белоснежным величиям гор.
Это боль моя кем-то чутким услышана,
И добавлено к жизни доверье с тех пор.

Свобода – раскрыванием, отдачей —
В поэтах, всех романтиках таит
Уход от злого торжества удачи,
Не слышащего стонов и обид.
Свобода – неумелого прощенья
Уходит из пустой свободы зла,
Мостов сжиганья – сладких разделений,
Древнейшей мести и резни услад.
Свобода сотворений неизвестных —
Из драк идеологий и платформ,
Бесчисленных свобод исканий местных —
Уходит в новый мир и мер, и форм.

Эт залы уходят в дикие сини