Андрей Чиникин: Книга первая. Стихи

Да, здесь золото символ утраты.
Сном пропитана даже земля,
Но уже и на хвост, и на лапы,
Наступает надежда – весна.

Вот бумаги новый лист,
Ослепляет белизною.
Он от тьмы порочной чист,
И не замутнен слезою.

Но наступит час, когда
Нарекут все именами,
Расползется чернота,
В его теле письменами.

Может быть родится стих,
С ароматом роз прекрасных
Или впишет жалкий псих,
На друзей поклеп напрасный.

Какова его судьба
Знаю я, но он не спросит.
Суть же в том, что только тьма
Смысла в жизнь его привносит.

Молочная безбрежность, снег и холод,
С наметившейся паутинкой лед,
Скрывая безрассудство тех, кто молод,
Зимы седой хотят упрочить гнет.

Но порицая мудрость поколений,
Превозмогая поросль стариков,
Рождается на свет из бледной тени,
Цветок не признающий тупиков.

И дерзким начинаньям на подмогу
Придет Апрель, под стягами весны
Собрав капель, а солнце, пусть не много,
Дарует своего тепла лучи.

Я хочу с людьми проститься,
Наконец освободиться
От иллюзий и земных оков.
Обернувшись тенью птицы,
Воедино с нею слиться,
И крылом коснуться облаков.

Шепот – тонкая грань: дуновение ветра
Отделяет от звона густой тишины,
Еле слышим, и взгляду почти неприметен.
Обесцвеченный голос лишен красоты,
Но, заслышав его, вероломное сердце,
Что обычно скупится рождать в себе стук,
Отзывается быстрым и радостным скерцо,
Потому, что слова содержал тихий звук.
От тех слов замирает дыханье, и сразу
Ущипну я себя, чтобы знать, что не сплю.
Даже если услышал всего одну фразу,
Если в ней есть «тебя», если в ней есть «люблю»!

Что останется после меня?

Горсть банального, серого пепла,
Что, теряясь в закатных лучах,
Будет вечно кружить с вольным ветром.
Что останется после меня?

Может то, что при жизни я создал?
Нет!
Картины – пустая мазня,
А стихи…, как и, в сущности, проза
Лишь напрасная трата чернил,
И годны только критику в пищу.
Но тогда для чего же я жил?
Чтоб ступить за «порог» голым нищим?
Я не создал очаг, и семья
Не была путеводной звездою.
Сотворил слишком мало добра,
Впрочем, зла еще меньше построил.
Что останется после меня?

Две унылые грустные песни:
Что споет, провожая, слеза
И что встретит в чертоге небесном.

Как бы искусно мы не врали,
Не станет истина добрей:
Мы все заложниками стали.
В плену у множества цепей.

Зовут их: ложь, мораль, сомненья,
любовь, семья… продолжи сам.
Различной толщины и звенья
Уводят к разным матерям.

Одни отчаянно желанны,
Другие лишь приносят боль,
И даже дома на диване,
Ждут цепи в двести двадцать вольт.

Я у звезд попросил бы лучей самых ярких,
Чтоб для лиры своей сделать несколько струн.
Птицы смолкнут, и небо заплачет украдкой,
Лишь заслышав мой нежный, но грустный ноктюрн.

Я хотел бы твоим быть, пусть не человеком,
Но хотя бы котом на коленях лежать.
Я хотел бы стать нотой любимого трека,
И звучаньем твой слух без конца ублажать.

Я хотел бы быть ветром: прохладою легкой
Целовать твою кожу в полуденный зной.
Я бы стал концом света, где спряталось солнце,
И весь мир озарен лишь твоей красотой.

Я бы стал темнотою: твой сон охраняя,
Покрывалом тебя по ночам обнимать.
Я хотел бы быть сказкой, мечтою о рае,
И однажды реальностью для тебя стать.

Скажите мне, что я бездарность
И я в лицо вам рассмеюсь,
Хоть даже правы вы – не важно,
Не за признание я бьюсь.

Хотите, обзовите «неуч»,
В науках я не преуспел,
Но это ведь такая мелочь,
Не сложно возместить пробел.

Хотите «дурнем» назовите,
Ну что ж, не прав порой бывал
И глупостей свершил не мало,
А кто, скажи, не совершал.

Клеймите черствым негодяем,
Пропустит ложь мой добрый нрав,
Но назови меня лентяем
И я скажу, что ты не прав.

Не много я, согласен, сделал
Для достижения мечты,
По крайней мере, я стараюсь,
А что на это скажешь ты?