Матвей Снежный: Бесконечность. Стихи

Девочка с кошачьим взглядом и надменной улыбкой,
Никому не скажет, что ночью ее знобит,
Что она допускает ошибку… И за ошибкой,
Что она зависима – остальное лишь вид.

Девочке хочется встать посреди дорог,
Задрать голову и крикнуть куда-то ввысь:
«Хей, ты существуешь, бог?!
Послушай, остановись!».

Но бог ей не пишет, кидает по свету.
Вчера засыпала в постели, сегодня —в метро,
Девочка носит пальто даже летом.
И ей холодно так, что не согреет никто.

Она наигралась в куклы, да и в людей —
Последний подонок недавно в любви признался…
Девочке холодно. Холодно до чертей.
Только бог еще не наигрался.

Герда прячется под одеяло, в стену летит телефон.
Кай на глазах тает с каждым проклятым днем.
Кто-то звонит – Герда верит, что это он,
Он говорит: «Тише, милая, все умрем».

Он говорит: «Все пройдет, так и должно быть в мае.
Я же снежный, вот, потихонечку таю».
Герда рыдает, не узнавая своего Кая.
Он превращается в птиц, целую стаю.

Он говорит: «Родная, ну что ты, все хорошо.
Я сложил вечность, нас уже ждут».
Кай из смертных почти ушел,
Перетягивая жизни жгут.

Он говорит: «Я ж люблю тебя, остальное—пыль.
Пойдем, ты должна быть немного смелой».
Герде страшно. Страшно знать, что это быль.
Что он каждый раз зовет ее Королевой.

О тебе не молчат – о тебе кричат, срывая голос в тиши.
О тебе курят. Нервно, дрожащими пальцами.
Есть вот ты, и твой мир, как редкий храм, нерушим,
(такой мир бывает лишь у страдальцев).
Есть вот ты – курящий, злой, растрепанный вечно,
Под осенним дождем танцующий танго с братом.
Я встречала других, они все могут быть хороши, конечно,
Но они не такие… Не такие, как надо.
Но от них не хочется вывернуть все нутро, показать —
Посмотри, этот мир я нарисовала твоими касаниями.
Без тебя не хочется ни спать, ни дышать,
Без тебя и твоего внимания.
Без тебя стихи не пишутся, строчки выходят прочь,
Что-то не то, вечно стираю, переправляю снова…
Тебя хочется обнимать каждую чертову ночь,
Без единой мысли, без единого слова.
С тобой хочется просто жить, плевать, это нынче не модно,
Греться твоим теплом испепеляющего огня.
О тебе могут писать сколько и кто угодно
Но никто не напишет так, как я.

И нет тоски без особой боли,
И нет без сомнений разлук.
Я не представляю, кто с тобою,
Когда я умираю без этих рук.

Не важно, сколько лет будет нам,
За окном – залив или Нил,
Мои плечи скучают по твоим рукам,
И это самое честное, что я говорил.

Я же, конечно, опять был слишком грубым, и не подставил плечо.
Плачь моя милая, кусая вишневые губы, плачь и пиши еще.
Пиши, что скончался, что нет меня, я умер уж сотню раз.
Пиши, что кого-то и трогал я, не трогаю больше сейчас.
Пиши, что кому-то там дарил розы, просил руки,
Что кто-то глотал слезы, и шептал: «Боже, ему помоги»,
Пиши, что я был лишен всех чувств и случайных битв,
Что, в общем, душою пуст, и не стою лучших молитв,
Пиши, пиши, пусть читают люди и плачут снова,
Пусть хоть где-то будет за тобой последнее слово,
Пусть тебя сожгут, разорвут, за любую ложь,
Пусть ты знаешь путь, но никогда не придешь…

Я же, конечно, опять принесу лишь боль.
Я же, конечно, мог бы быть другой…
И кому-то шептать, ночью, в бреду, горячо:
«Слышишь, родная? Пиши, пиши про меня еще»

Эти люди не стоят ни слов, ни гроша,
Ни попыток просто время убить.
Я не знаю, как можно тобой не дыша
На этом свете жить.

Ты у меня почти что в крови,
Как немое сплетение судеб.
Живи, слышишь? Только живи.
А все остальное будет.

Обещание вечной любви я считал пошлым,
Подобием лжи из старых, истертых книжек.
Знаешь, маленькая моя, хорошая,
Я ведь без тебя не выживу.

Ты на память оставишь цветную ленту,
На случай вроде «А все ж…».
Знаешь, я не представляю, как можно быть с кем-то,
Кто даже на тебя не похож.