Петр Котельников - Под властью Люцифера. Историко-биографический роман

Сегодня приходится иногда слышать, что немецких военнопленных плохо кормили. Отвечу на эти нелепые упреки. Во-первых, с какой стати их должны были кормить хорошо? Во-вторых, дневной рацион пленного был лучше, чем нормы питания советских людей того времени. А сравнивать обращение наше с пленными немцами с тем, как они обращались с нашими военнопленными, вообще нет смысла. Не было среди пленных немцев изможденных и истощенных, подобных тем, кто прошел систему немецких концлагерей…

Ночь прошла несколько беспокойно. Я много раз вставал ночью и обращался к кружке с водой. Мне снилась Сахара, и я умирал в ней от жажды. Похоже, другие тоже переживали подобное. Во всяком случае, сквозь мрак тяжких сновидений я слышал, как часто стучит железная кружка по металлическому дну пустого ведра. Утром мы ужаснулись своего вида. Все до одного за одну ночь стали похожи на азиатов. Глаза, как щелочки, лица круглые. Для полного сходства с китайцами нам не хватало косого разреза глаз. Физиология наших организмов отвыкла от избытка соли и почки не справлялись. В течение дня отеки исчезли, но мы решили быть осторожнее.

Оставив дома женщин охранять имущество, мужчины отправились на Литвинку, посмотреть, что там и как?. Перед отправкой в немецкий концлагерь мы вырыли в земле траншею и положили туда несколько мешков муки, заработанных отцом в МТС. Под стогом сена была вырыта еще яма, в которую было спрятано все ценное, что не могли взять с собою. Были у нас и другие, более мелкие захоронения. Мы шли по улицам города и видели, как быстро прибывает население. Чем дальше мы отходили от центра города, тем больше встречалось людей. Дело в том, что на окраинах дома остались менее поврежденными, и восстанавливать их было значительно легче. Надежда наша найти хоть что-нибудь из спрятанного полностью исчезла, когда мы подошли к небольшому одноэтажному дому, долгое время служившему нам пристанищем. Издали было видно, что домик на Литвинке тоже без крыши. А это значит, что исчезла кукуруза в початках, которой мы засыпали чердак. Коль дом потолка лишился, чего ожидать? Полов, дверей и оконных рам тоже нет. К удивлению, сохранился узел с посудой, которую мы спрятали под полом, отодрав две доски. Он торчал обозреваемый со всех сторон. Неясно, почему его не забрали? Стены стояли невредимые. Значит, пострадал он не от взрыва, а только от рук людей, возможно, вернувшихся домой, как и мы. Обижаться не приходилось: с нами поступили так же, как мы поступили с соседними квартирами. Сами виноваты, следовало сюда придти раньше. Но работать на два фронта мы не могли, а жить на Литвинке после освобождения не собирались. Стога сена не было. Глубокая яма зияла пустотой. Все наши вещи исчезли. Исчезло пианино, исчезла очередная моя библиотека. Зато траншея с мукой не была тронута. Мы откопали мешки. Жалко было смотреть на них. Мешковина сгнила, мука превратилась в грязно-серую, местами черную массу. Мы вздохнули, собираясь уходить. Я взял в руки палку и, просто из отчаяния, ткнул ею в средину одного из мешков. Оттуда посыпалась сухая мука. Оказалось, мука в центре мешков хорошо сохранилась. Ее от гниения удержала плотная корка толщиной в 4—5см. Вопрос питания был решен, у нас оказалось почти два мешка муки. Правда, приготовленные из нее лепешки, имели особый специфический запах, но это уже нас не беспокоило. Тем более что пекли лепешки крайне редко. Из муки готовилась болтушка, называемая почему-то «затиркой»: в муку добавляли понемногу воду и растирали между ладонями и пальцами. Получались комочки в виде малюсеньких клецок. Разнообразить стол можно было, употребляя рыбу. А какую рыбу легче всего поймать, стоя на берегу и забрасывая леску без поплавка, с примитивной приманкой на крючке? Конечно, такой рыбой были бычки! Их ловилось помногу, они были крупные, мясистые и жирные. Ходить на ловлю бычков было недалеко. Берег пролива был свободен от промышленных предприятий. Буквально в 50 метрах от нашего дома стояла табачная фабрика, принадлежавшая до революции греку Месаксуди. Оборудование фабрики в 1941 году наши эвакуировали на восток. Когда немцы вошли в Керчь в мае 1942 года, в здании табачной фабрики оставалась часть оборудования и большой запас табака, спрессованного в табачные тюки. Дальнейшая судьба их неизвестна. Поговаривали работницы этой фабрики, что после освобождении возрождать табачное производство нужно было, начиная с нуля. То ли желания не было, то ли затраты проектировались великие, ясно одно: папирос с маркой «Броненосец Потемкин», выпускаемых Керчью, я больше никогда и нигде не видел. Скромные остатки оборудования вывезли в Феодосию. Появились аналогичные «Броненосцу Потемкину» папиросы, но были они совсем иного вкуса и назвались «Дели». Какое отношение они имели к столице Индии, я не выяснил за долгие годы жизни. Одним словом, табачная фабрика, построенная предприимчивым греком, была выпотрошена. Остался только остов ее. Один угол фабрики был разрушен прямым попаданием крупной авиабомбы. Остальная часть стояла крепко, казалась нетронутой, хотя в крыше ее имелось множество пробоин от бомб и снарядов. Удивляешься тому, какие крепкие здания строили до революции. Только прямое попадание большой бомбы могло разрушить его. Воронка рядом со стеной, а кроме выбитых оконных рам да следов от осколков, иных разрушений нет. То, что Керчь была почти стерта с лица земли, объясняется тем, что более четырех месяцев линия фронта проходила прямо через город. Надеюсь, понятно, что военные действия не ограничивались винтовочной и автоматной перестрелкой. Было и более грозное вооружение. Один из образцов его, целехонький танк Т-34, находился в самом русле речки Мелек-Чесме, перегораживая ее, отчего уровень воды в ней поднимался выше обычного. Я забирался на его броню, не решаясь проникнуть внутрь, и удивлялся, что надоумило танкистов забраться в речку! Все пространство акватории вблизи табачной фабрики было занято поврежденными и ржавыми судами. Здесь же стоял колесный пароход «Чехов», до войны весело преодолевавший водную гладь между Керчью и Таманью. Борта его и особенно тяжелые, мощные, плоские «спицы» густо покрывали колонии мидий. Позднее, когда станет теплее, я буду залезать внутрь колеса, обдирая мидии и складывая их в сумку, привязанную к шее. Работа была непростая, надо было лавировать между перекладинами, спицами, чтобы не порезать тело об острые края мидий. За полчаса удавалось собрать несколько сотен мидий. Этого вполне хватало на всю нашу, уже пополнившуюся остальными членами, семью.