Людмила Дмитриева-Ануркина - Ориана. Гиперборея. Противостояние. Эпопея

Что на барельефах изображено
Не поддавалось объяснению оно?
Пытаемся все срисовать
Работы края не видать.

Второй за ним зал, поменьше он
Как первый также освещен.
Посередине статуя ящурозмей
Алтарь там стоит перед ней.

Тело в чешуе, с хвостом был он
Сам создатель Хаоса там изображен.
Четыре метра чудовище ящурозмей
Надо скопировать все поскорей.

При виде его охватила тревога.
Изучаем другие помещения их много.

Украшены росписями комнаты и залы
Есть помещения, которые ничто не освещало.
Целый лабиринт огромный храм
Теряли ориентацию не раз мы там.

С трудом выходы находили
Целый день по нему мы бродили.

Вечером два лагеря разбили
Изнутри и снаружи следили.
Гость с севера и я уверенны были,
Что не долго одни мы здесь пребыли.

Следующие дни копирования нас занимали
Фрески с письменами рисовали.
Тревога не покидала
Возмущение внутри возрастало.

Силовая защита сбои начала давать
Нас скоро обнаружат этого не избежать.
Один из казаков художником был
Статую ящуроголового в деталях изобразил.

Хаиму, Лоше и Геду до изнеможения работать пришлось
Стены центрального зала скопировать им удалось.
Четыре казака нас охраняло.
Завтра перейдем копировать в посвящения залу.
15 декабря 1801 года.
Подтвердилась наша тревога
Останемся живы иль нет? Их много.
Работы все наши прекратились
Когда внезапно они появились.

Судя по оперению и окраски стрел перед нами адепты,
Какой-то африканской, сатанинской секты.
Надо до лагеря в оазисе добраться
У нас там маленькая крепость. Будем прорываться.

Утром казакам предводителя убить удалось
В стане адептов замешательство началось.
Они из луков обстреливать нас стали
Лишь в хранителя и есаула они не попали.

Прощайте умираю! Поймал я стрелу!
Дневник я Шавашу вести отдаю.

16 декабря 1801 года.
Я Шаваш из Стамбула дневник буду вести
Пока не погибну на этом пути.

Днем отстреливались в окружении
Каждая пуля врагу поражение.
Евреи Салах, Хаим, Гед ранены были
Но отступление наше прикрыли.

Да светлая память с ними пребудет
И среди евреев есть славные люди!

Час назад от штурма отбивались
На саблях мы плечом к плечу сражались.
Хранитель и два казака бесстрашными были
Три десятка адептов они уложили.

17 декабря 1801 г.
Я в легкое ранен и трудно дышать
Решаю дневник я Лоше передать.
Лоше тоже ранен, но может писать
Остаюсь на тропе атаки нелюдей отбивать.

Вступаю с врагами в последний я бой
Прощайте же братья. Прощаюсь с семьей.

18 декабря 1801 г.
Мне Лоше-Леве из Дамаска писать не легко
До крепости нашей еще далеко.
По-пятам преследуют враги сейчас
Не знаю останется ли кто-то из нас.

19 декабря 1801 г.
Утро настало,
Не ведаю, что нас тем днем ожидало.
Всю ночь мы от штурма врагов отбивались
Казаки и их предводитель храбро сражались.

В руках по две сабли молниеносно бьют
Адепты-нелюди потери несут.
Моя рана кровоточить перестала
В душу мне надежда на спасение запала.

20 декабря 1801 г.
Вот мы у колодца, конца радости нет
Верблюды все живы здоров и Дживдет.
Но дела наши осложнились
У врагов нелюдей кони появились.

21 декабря 1801 г.
На восток караван наш идет
Зимнее солнце жарко не печет.
Верблюды отдохнули и резво бегут
Надежды на спасение в душах растут.

Но неожиданно во второй половине дня
Нас настигла адептов погоня.
Полусотней всадников караван был окружен
Дживдет спас верблюдов, в песок уложил их он.

И пули из ружей зря не летали
До вечера штурм мы врагов отражали.
За братьев погибших им отомстили,
На ночь из песка лагерь соорудили.

22 декабря1801 г.
Перед рассветом двинулись в путь снова.
23 декабря 1801 г.
Писать дневник настала моя очередь, Федору Степнову.
Из Черказского, казачьего полка,
Из станицы Ореховской, Донского войска.

Пишу после гибели двоих наших друзей
Да примет Всевышний их души в обители своей.

К вечеру 23 декабря нас верховые догнали
И у колодца караван атаковали.
У нас была вода, а враги больше дня не пили
У коней их силы на исходе были.
Поэтому они отчаянно дрались
К воде ожесточенно прорывались.