Все худое предам огню,
Все богатство – в руках,
И немного еще посплю
В необъятных снегах…
«Сентябрь забрал с собой остатки лета…»
Сентябрь забрал с собой остатки лета,
И пусто все, и холод на дворе.
Холодная роса тяжелым пледом
Лежит, не высыхая, на траве.
Навязчивой пустой скороговоркой
Бормочет дождь, то глуше, то сильней,
И тянется рука сама за водкой
К несчастью бедной печени моей.
В моем скиту хозяйничает осень,
Помощницей печаль позвав с собой
Порядок навести к приходу гостьи,
Той, что зовется русскою зимой,
Что бесконечностью своей на смерть похожа…
Но осень утешает: смерти нет,
И дарит день – распахнутый, погожий,
Неизъяснимый, вдохновенный свет!
Тропа узка, едва заметна
Среди высоких зеленей,
Купаясь головою в ветре,
Недавно кто-то шел по ней.
По ягоды крестьянин местный
С нехитрой кроткою душой,
Иль кто-то темный, неизвестный
С задачей, может быть, большой.
Встречая солнце на рассвете,
Тут пробрела семья лосей,
Дурачились, не прячась, дети,
Следы печатая на ней…
О, как загадочна примятость
Полян некошенной травы,
И грезится невероятность
Событий под покровом тьмы…
Кто там неведомый чудит,
Где брать малину нынче летом —
Лишь Шура знает все ответы,
Но взгляд отводит и молчит…
Ее расспрашивать я стала —
Все раньше было не досуг —
Кто виноват, что я устала,
Как разомкнуть порочный круг,
Куда моя исчезла радость
В круговороте мутных дней?…
Но Шура только улыбалась,
Стесняясь мудрости своей,
Улыбкой северного лета,
Где скороспелых трав атлас,
И морок раннего рассвета,
И сумерек томящий час,
Где я тропой, едва заметной,
Никем не узнанна пройду,
Чтоб встретить в чаще беспросветной
Свою последнюю беду…
Нету сил, к черту все, надоело!
Пусть другие стригут барыши…
Страшно хочется просто без дела
Побродить где-нибудь для души,
Где шуршит по брусчатке старинной
Океанского ветра метла,
Вверх по улочке узкой, невинной,
Что в веках свой фасон сберегла.
Вот и берег безлюдный и мрачный,
Зелень темная на камнях,
В час отлива баркас рыбачий
Еле тянет, застряв в волнах.
Площадь ратушная у рынка —
Нет часов, и не спешны дела…
Словно сказочная картинка,
Эта набережная мила.
Как живется в домах – игрушках,
Среди прибранных этих земель?
Бродит за городом пастушка
Под томительную свирель.
И от этой томной свирели
Мир колышется и дрожит…
Под нарядным шатром карусели
Белый конь меня закружит…
Уж отстал океанский берег,
Тянет Азия, как магнит —
Там в холодном и мрачном чреве
Настоящая жизнь кипит.
Там труднее она дается,
Там борьба на каждом шагу,
Азиатское солнце, как знамя, вьется
И закатывается в тайгу…
В переполненной электричке до Мельничьего ручья,
Вывозящей граждан на свободу,
Она сидит отрешенно, она – ничья,
В ее руках журнал «Юность» девяностого года,
На ее коленях корзина с кошкой,
В глазах – царственная невозмутимость…
Майский пейзаж каруселит в окошке.
Жизнь для нее – вынужденная необходимость.
В ее сосудах гордая балтийская кровь,
В серых зрачках – холод гранита,
Она помнит все, кроме своих годов,
Но жизнь, как в тумане, с тех пор, как сердце разбито…
По утрам она чувствует, что еще жива,
Хотя не знает – зачем, но следует закону.
Над головой – ослепительная синева,
Старость свою несет она, как корону.
Она не верит в загробную благодать,
Пронесла, сохранила, что было дано…
Есть внуки, и не страшно совсем умирать,
Не то, что в ту черную зиму, давным – давно…
Март осчастливил день голубизной,
Зашлепал город по шуге и лужам,
Мир оглушает, и слепит, и кружит,
Морочит луж обманной глубиной.
А солнце – неотвязный озорник,
Из-за углов стреляет прямо в сердце,
И выползают из щелей погреться,
Кто спал зимой и к битве не привык.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу