Семен Бобров - Стихотворения

Что ж сам обрел, потом он боле,
Прогнав меня до сих брегов?
Чистейшу ль совесть на престоле?
Благословенье ли веков?
В венце он так же заточился,
Как я в чужих песках укрылся.

Иулий, страшный бич вселенной,
Лишь пал; он, как преемник, вздул
Опять перун тот усыпленный,
Что дух ревнивый окунул
В струи бича племен кровавы,
Чтоб обновить иной род славы.

Крутится кровь мужей реками;
Вдали патриции дрожат;
Дух Рима дрогнет меж стенами;
По стогнам головы лежат;
А чрез сии стези кровавы
Достиг он трона страшной славы.

Тогда вселенная искала,
Чтоб он был вечно погребен,
И грозный час тот проклинала,
Когда на свет он был рожден;
Но лишь схватил он скиптр железный,
Иное возопил мир слезный.

И правда, – он переродился;
Тогда счастливый мир хотел,
Чтоб Август вечно утвердился,
Чтоб Август смерти не имел;
Из тигра агнец был в то время;
А сим – сдержал блестяще бремя.

Таков был Цезарь; что ж Октавий,
Который поглотил весь свет?
Его ест тот же червь и мравий,
Что и на мне теперь ползет;
Его лишь точит в мавзолее,
Меня под дерном, – что лютее?

Там спорник Зевса цепенеет;
Его перун между костей
Покрытый плесенью немеет
И не блеснет опять с зарей.
Не плачь, певец Эонов поздных!
Прешла времен сих буря грозных.

Престол Октавия ужасный
Ничто – повапленный лишь гроб,
Где вызывает галл опасный
Из странных Брута – род утроб.
Но смертный в силе блещет тщетно:
Ночь всех равняет неприметно.

Не плачь, певец Эонов поздных!
Среди небесных я долин
Не зрю ни властных взоров грозных,
Ни от любимцев ложных вин,
Ниже зависимости студной
От их улыбки обоюдной.

Не плачь! пусть воин соплеменный,
Пусть росс Назонов топчет прах,
Срацинской кровью омовенный
Но дух мой – юн на небесах…
Так призрак томный рек, – и скрылся,
Лишь лист тополовый забился.

Прости, дух милый, дух блаженный!
Росс чтит твой прах, твои стихи;
Твои все слезы награждении;
Ты будешь выше всех стихий.

Судьба! – ужли песок в пустыне
Меня засыплет так же ныне?

Страшна отрасль дней небесных,
Вестник таинств неизвестных,
Вечности крылатый сын,
Рок носяй миров висящих,
Радуйся! – Будь исполин
Меж веков быстропарящих!
Обнови нам ныне ты
Век сивиллин золотый!

Глубока ночь! – а там – над бездной
Урания, душа сих сфер,
Среди машины многозвездной
Дает векам прямой размер;
Бегут веков колеса с шумом.

Я слышу – стон там проницает;
Пробил, пробил полночный час!
Бой стонет, – мраки расторгает,
Уже в последний стонет раз;
Не смерть ли мира – вздох времен?

Преходит век – и всё с веками;
Единый род племен падет
И пресмыкается с червями,
Как из червей другой встает;
И всё приемлет новый образ.

Пробил – завеса ниспадает;
Я вижу длинный зал сквозь тень;
Вдали – там свет лампад мелькает;
Висит под ними бледный день,
Подобно как в туманну осень.

Там ряд веков лежит особый;
На них планет влиянья нет;
Стоят в помосте тусклы гробы;
Не восстает там утра свет;
В зарнице слава лишь мелькает.

Случаи – следствия судьбины –
Летят, летят – и гибнут вдруг,
Как легки солнечны пылины,
Крутящись в воздухе вокруг,
Блестят, блестят – и нет их боле.

Там мир глубокий обитает;
Лишь некий старец при гробах
В своем челе сто лет являет,
И тусклый сумрак во очах.
Таков согбенный веком Янус.

«Не ты ль, латинов обладатель? –
Я в трепете ему вещал. –
Не ты ль, небес истолкователь,
Пути судьбины открывал
И мир чрез то народам строил?

Что за тобой, что пред тобою
Не ты ль в единой точке зришь?
Не ты ль владений над судьбою
И их рожденьем вкупе бдишь?
О старец! ты всего свидетель.

Повеждь, кто в севере толь славно
Начало века и конец
Величит и свершает равно?
Пой! пой столетия венец!
Он памятен, бесценен россам».

«Сын персти! – вдруг тень зашумела. –
Се там столетья страшна дверь.
Подобно грому заревела
На медных вереях теперь!
Ты слышишь звуки их ужасны.