Владимир Иванов - Математическая колыбельная. Стихи и е-байки для внучат

Чтобы понять, что жизнь в мечтах – красива.

Вот время новостей и к плазмою мерцалищу,

Седалище мощу я на огромное диванище,

Но жуткая рекламища все прерывая ожидания,

Всё зыркает, а не храню ли денег в том диване я.

О беСпардонище в чести, и беСлимитще сверх меры,

Нет смысла. даже как-то приводить примеры,

И в плазменных мерцалищах, на огромные денжища,

Нам низким штилем обрисуют жизни днище.

Мелькают табунами на каналах лица без ума печати, От попрошаек привокзальных, их уже не отличать,

Видать давно случилась тайно небольшая акция,

В телеканалы провели от нечистот канализацию.

Могли бы, если честно, настоящие мужчины,

Дедушку так мучить, без всяческой причины?

Виной всему лихие деньги, и ночной порою, Кружат, как лешие в избушке с костяной ногою.

Позолотить им ручки, как лихим цыганищам,

Чтобы прознать о ДедМорозовых пристанщах, И охранит меня от вакханалий с Новогодищем, Конец с Останкинским на голубом газу Огнищем.

Покажут снова все, от крупного до мелкого удища,

А если газовщина утекай, то нос защиплет от вонища. И сколько вслух одних удары дюжин не считай,

Есть красной кнопки опция – нам всем дорога в рай

И льву, и тигру можешь выдернуть усы,

А если нет усов, то подойдут и зубы…

Зачем? Да просто вырвать для красы,

И чтоб нежнее были поцелуи в губы.

И кукла – пострашней чем лютый зверь,

С ней жить, не поле перейти в рубашке,

А дел осталось – в будке открыть дверь,

Обнять, разгладив ушки Чебурашке…

PS Зая призналась, что её результат – Чебурашка, самый ласковый и нежный зверь?

Марксистский три, нас ежемесячно влечёт сюда,

На этот бесконечно милый час суда,

Где взгляд судьи суровей ликов прокуроров,

Ах, что за прелесть – судья Юлия Тимакова.

Да, ваша честь, здесь к иску от истца,

Ходатайство добавлено от третьего лица,

Закон и справедливость, в них истоки,

Поговорим, пусть истекли давно все сроки.

Вам уголовных дел уж более, дано с лихвою,

А в коридорах всё гражданские толпою,

Приперлися заразы, кто с повесткой, а кто без,

Так бы за раз и всех валить отправить лес.

Напрасно сети говорят, что под копирку,

Бюджета здесь с усердием латают дырки?

Да, у Альтов из БанкиРу уж отсвистели трели,

На сайте АСВ запели сказки менестрели.

По всяким сказам, на простом на взгляд КаБэ,

АБ сидела, но – не – на газовой трубе.

Пропето песен всяких было уж немало,

Про банк и миллионы роз без Аллы.

Как в этом рыночном от Муз затейливом приколе. И дольщиков, и вкладчиков за все огрехи колют,

Как пионеров юных в вражеской спецсшколе,

Что мы доверившись закону, оказались в доле.

А что им доверять? – спросите Вы.

– Уполномочен банк правительством Москвы!

А если новости все черпать с интернета,

Так мы давно живем уже за краем света.

Так заявляю именем от третьего лица,

– Те деньги где, с какого спрятаны конца?

В банке с меня их праведно списали,

Истцам зачисли, проценты насчитали.

И вдруг какой-то молодец тут заявил,

– Что им конец! И нам фантазий намутил,

Что денег как бы нет, их кто-то прокутил,

А интернет, про них, что есть, нам нагуглил.

А что с судом? С Таганским мы уже знакомы,

Здесь, право, дышлом правят старые законы.

И под давленьем субъективных обстоятельств,

Перенесут или пошлют, без прочих обязательств.

И к делу мы ходатайств чуть присовокупим,

Что ни копейки денег честных не уступим.

Истцам в Таганском от начала без конца,

И дальше я сочувствую от третьего лица.

Про хоть свою, хоть акай, икай, охай,

Но в глубине души самой широкой,

Таится Досин тёмный тупичок,

И точит эту душу словно червячок.

И полегло вокруг уже немало чудаков,

Что экономят с тою Досей пятаков,

И заработать в водку добавляя пиво,

Забыв. что после руки станут криво.

Мир Мыру, Миру Пыво, даёшь за Пис закон,

Да только с писом Дося лезет на рожон.

Дешевле? И хоть рожон не трепетная роза.

Всё чаще в шаровары его прячут от мороза.

И шаровары стали те теснее, чем колготки,

А разговор про страшных кис и мало водки,

Так променяли верность жинок мы на шинок.

Базарно продаваться с теми визами на рынок.

И как бы широко не раздвигались ляжки ляха,